«Пересылаю вам при сём доклад инструктора-ревизора Калужского губернского исполкома, члена Р.К.П. (большевиков) Любомирского и обращаю ваше особое внимание на то, что творится в Боровске. Уже неоднократно поступали ко мне сведения из этого города, что местные власти превратились в бичъ населения, что они совершают бесконечную цепь преступлений, подготовляя своими действиями брожение среди местного населения, которое может при малейшей агитации вылиться в прямое восстание. Я полагаю, что в настоящее время, когда наша Красная Армия с таким упорством борется под Орлом с белогвардейцами, совершенно необходимо обеспечить тыл этой армии полным спокойствием ВВИДУ чего в полосе между Москвой и фронтом должен быть восстановлен самый строгий законный порядок и всякое нарушение декретов и распоряжений центральной власти, которое нередко обнаруживается в деятельности местной власти, должны быть строжайшим образом караемы самым строгим судом военного времени. Из этого доклада вы видите, что как раз в Боровске случилось обратное: с наступлением военного времени вместо спокойного настроения началась вакханалия арестов по самым пустячным случаям. Пользуясь этими арестами, местные власти выселяют семьи арестованных в 24 часа, забирая, и нередко в свою пользу, их имущество. Попытки образумить местную власть через уговоры отдельных товарищей не привели ни к чему. Ясно, что здесь необходимо самое строгое нелицеприятное расследование, произведенное быстро и решительно, причём все хоть сколько-нибудь виноватые представители власти должны быть немедленно арестованы и преданы самому строжайшему суровому суду, причём об аресте их и предании суду этих зловредных элементов нашей Советской России необходимо широко оповестить местное население, чтобы эта мера, выходящая из центра, успокоила бы взволнованных граждан. Кроме того, необходимо послать туда следственную комиссию, которая могла бы на месте рассмотреть эти безудержные, ни на чём не основанные аресты, и согласно своим полномочиям освободить тех лиц, которые действительно не имеют за собой никакой вины.

Ко мне на приём в Управление Дел Совнаркома приезжают из этой полосы граждане, представители различных профессий и партий, умоляя центральную власть обратить внимание на то, что делается в этих местностях. Я полагал бы, что следствие по этому делу необходимо вести в самом срочном порядке. С результатами следствия прошу Вас уведомить Управление Дел Совнаркома для доклада председателю В.И. Ленину.

Управляющий Делами Совета Народных комиссаров (Влад. Бонч-Бруевич)».

Во исполнение обращения В. Бонч-Бруевича Калужскому Губревкому и Губисполкому НКВД поручил провести следствие. По делу о преступлении по должности проходило 10 обвиняемых и 37 свидетелей. Материалы дела составили том из 385 листов (примерно 650 страниц). Под шифром Р-819 (оп.З, д. 314) следственное дело в полном объёме хранится в Государственном архиве Калужской области.

В качестве обвиняемых следствие привлекло:

- председателя Боровского уисполкома Денисова,

- председателя уездревкома и земотдела Матросова,

- председателя уездкомдезертир Лучкина,

- политического комиссара уездвоенкома Хмылёва,

- военного комиссара и члена Боровского уездкома Константинова,

- члена райпродкома Романова и других (все - члены Р.К.П. (б) с 1918 года).

Приведём некоторые документы из этого дела.

Матросов в своих показаниях так объясняет начало акции: «Вопрос о выселении обстоял так: от Калужского губревкома было получено распоряжение очистить квартиры буржуазии для Красной Армии. Ревкомом это и было исполнено, мы поняли это распоряжение в том смысле, что в Боровск придут красноармейские части, почему и был отдан приказ о выселении в 24 часа, но была выселена только небольшая часть буржуазии, так как видели, надобность в выселении миновала». Далее Матросов показал: «Ревкомом был выдан 41 ордер на обыски, но обысков было произведено 35 или 36... Что касается неправильного отобрания вещей и имущества, то, думаю, это сделано товарищами, проводившими обыски, по непониманию... Из числа отобранных вещей мною некоторым товарищам были выданы во временное пользование шубы и шапки исключительно для поездки в уезд, но часть товарищей носили шубы в городе, каковое явление я нахожу ненормальным и заявлял об этом товарищам... Обеспечение о возвращении части имущества владельцам ими ничего не было сделано. Часть возвращено, а остальное имущество не передано по назначению ввиду недостатка времени».

Конфискация проводилась не только у жителей Боровска, но и у многих крестьян уезда. Из показаний Александра Васильевича Афиногенова, 53-х лет, житель с. Федотово: «В моём доме был произведен обыск, при котором между прочим отобраны бриллианты, принадлежащие жене моего сына Ивана Александровича Афиногенова».

Обвиняемый Константинов рассказал:

«Помощник военного комиссара тов. Хмылёв в пьяном виде производил обыск гр-на Полежаева, в доме которого он квартировал… В 24 часа, не стесняясь с социальным положением выселяемого, была выселена семья гражданина Стеснягина... Был случай, когда гражданин Проваторов, не доставивший по требованию Лучкина лошадь, был за это арестован». Далее Константинов показал: «Главным распорядителем всех отобранных вещей был Председатель ревкома т. Матросов... Драгоценные вещи, которые поступили в ревком, временно не были опечатаны и сданы по назначению, видимо, носились т. Матросовым в кармане, несмотря на то, что ценность их была определена экспертом ювелиром Горячкиным почти в 40 миллионов рублей, в результате такого небрежного обращения с драгоценностями явилась пропажа одного бриллианта, на который по его особым качествам я с тов. Покрывко и другими обратил внимание, и на мой вопрос к тов. Матросову, куда делся этот бриллиант, он замялся, и я не мог добиться исчерпывающего ответа».

На запрос следственной комиссии, как приходовалось конфискованное, отвечают

а) Отдел соцобеспечения: «Уполномоченным губревкома и губисполкома Лион (заведгубюст - прим. авт.) и Богомолову (предсовнарсуда - прим. авт.). Вследствие телеграммы от 24 сего ноября за №1, отдел социального обеспечения уведомляет вас, что имущества и ценностей из числа конфискованных от Боровского ревкома и уезд, исполкома после 25 сентября сего года принимаемо не было. Заведующий отделом Виноградов, секретарь (неразб.)».

б) Боровское казначейство:

«КВИТАНЦИЯ № 205. 1919 года ноября б дня принято Казначейством и записано на приход по статье под №1222 Боровского ревкома, отношение от 5/Х1-19 г. за № 384, золотые и серебряные, и бриллиантовые вещи, оценён в один рубль, согласно отношению Народного банка за №13630 зачислены в приход цен (комис.)».

Из показаний ряда лиц следует, что руководивший конфискацией Хмылёв передавал отобранные вещи своим знакомым и подчинённым. Так, следственная комиссия приняла от обвиняемых конфискованные «в свою пользу» вещи от милиционера Спас-Прогнаньской волости Маслова. В акте значатся 102 наименования вещей, все они, по словам Маслова, были конфискованы у жителя д. Воробьи Андрея Ивановича Киселёва.

Документы дела свидетельствуют об арестах известных в городе предпринимателей.

«Выписка из протокола №6 заседания Боровского уездревкома от 17 октября 1919 г. СЛУШАЛИ: об освобождении А. и П. Голофтеевых, Д. Проваторова и А. Ёжикова.

ПОСТАНОВИЛИ: Ввиду того, что дело фабрики и заводов окончательно грозит остановкой и, кроме того, на кожевенном заводе портится товар - освободить из-под стражи А. и П. Голофтеевых, Д. Проваторова и А. Ёжикова, сообщив при этом в губчека, перед которой ходатайствовать об ускоренном разборе их дел. Председатель Матросов, члены...».

Каковы были обвинительные заключения трибунала?

Матросов обвинялся «в том, что, будучи председателем Боровского уездревкома, допускал незаконные, ничем не вызванные аресты, а также допускал незаконные действия других представителей советской власти, допускал неряшливое, хаотичное хранение в одном общем месте конфискованных вещей и ценностей, никуда их не приходуя, неправильно выдал пять ордеров на право обыска гр. Денисову, что, зная о злоупотреблениях ордерами, выданными Денисову и Хмылёву, и о пьянстве последнего, не принял срочных мер к устранению означенных злоупотреблений».

Лучкин обвинялся «в том, что он, состоя председателем Боровской уездной комиссии по борьбе с дезертирством, производил обыски в нетрезвом виде, совершил взлом запертой кладовой и обратил в свою пользу часть вещей из этой кладовой, что допускал грубое обращение с гражданами и требовал для себя бесплатно продуктов, в том, что допускал избиение красноармейца своего отряда, а также явившегося к переосвидетельствованию красноармейца Нестерова, что своими действиями и поступками дискредитировал Советскую власть».

Хмылёв обвинялся «в том, что, состоя помощником военкома Боровского уезда, пользуясь предоставленной ему властью,

1) будучи неоднократно на обысках, конфисковывал предметы, не подлежащие конфискации и не оставлял копии протоколов;

2) что на этих обысках, отбирая вино, тут же выпивал его и будучи пьян, вёл себя грубо, дерзко, вовсе не составлял протоколов обыска и что, составляя, не заносил всего отобранного и один составленный протокол, будучи пьян, разорвал;

3) в том, что будучи совершенно пьян, пытался без ордера произвести обыск, угрожал оружием и даже приступил к обыску».

Обвиняемым было предложено обратиться с ходатайствами о снисхождении. На стадии следствия Хмылёв писал на имя следователя Чижова: «Работая в партии с 1905 г., что можно установить в г. Москве на заводе Вонфельд и Бромлей, ибо документы утеряны при отступлении из Казани 9 августа 1918 г., а с февраля 1917 г. занимая посты комиссара (документы взяты в конторе тюрьмы у меня) и находясь арестованным с 1 ноября вот уже больше 1,5 месяцев, я, глубоко страдая душевно за свою вину, приношу Вам свою сердечную благодарность за предупреждения.

Тов. Чижов! Клянусь именем красного офицера и коммуниста, не раз лившего свою кровь на гражданской войне за идеи коммунизма, заслужить прощение народа и партии, принося своими знаниями как партийный работник, и боевым опытом на фронте, я готов отдать сейчас свою жизнь, чем замарать публичным позором своё имя и партии.

Тов. Чижов! Дайте мне возможность поехать на фронт честному, и я уверяю, что ваша помощь навсегда останется для меня святой, и клянусь чем угодно, что никогда не возьму в руки рюмку.

Уважающий Вас, с коммунистическим приветом, Иван Хмылёв. 17 декабря 1919 года».

Ивану Хмылёву и другим боровским комиссарам было важно утверждать, что они борцы за идеи коммунизма. В противном случае их действия превратились бы в простые грабежи.

Калужский революционный трибунал в выездной сессии в г. Боровске 3 марта 1920 года вынес приговор:

«Матросова И.Б., Денисова П.В., Лучкина И.И., Хмылёва И. И. подвергнуть принудительным работам с содержанием под стражей за их счёт сроком: гр. Матросова и Денисова на 5 лет каждого, гр. Лучкина на 2 года, Хмылёва, как дискредитирующего Советскую власть и Р. К. П. на 8 лет. Но, принимая во внимание амнистию 2-ой годовщины Октябрьской революции и классовое происхождение обвиняемых, срок заключения сократить гр. Хмылёву до трёх лет, гр. Матросову и Денисову до одного года, заключив их в концентрационный лагерь, гр. Лучкина заключению не подвергать, освободив условно, направив его в распоряжение губвоенкома для зачисления в ряды Красной Армии. Го. Петра Дмитриевича Константинова, руководствуясь революционной совестью и амнистией 2-ой годовщины Октябрьской революции, считать по суду оправданным».

(Овчинников В. Экспроприация по-боровски // Балабаново. 2011. №28. С.11)