*Работа выполнена в рамках проекта РГНФ № 11–11–04003 а/Т

Шитова Наталья Ивановна, к.и.н., Горно-Алтайский государственный университет

В селах Усть-Коксинского района Республики Алтай компактно проживают уймонские старообрядцы, которые являются представителями одной из конфессиональных этнографических групп русского старожильческого населения Сибири и относятся к «стариковщине». Группа формировалась в течении XVIII–начала XX вв. из нескольких разновременных переселенческих потоков (первопоселенцы Уймонской долины, переселившиеся из центра Европейской России, бухтарминские старообрядцы, старожилы северных районов Алтайского Горного округа, выходцы из Кузнецкого округа Томской губернии, переселенцы из различных губерний Европейской России, преимущественно Вятской и Пермской). Внимание этой группе в своих работах уделили В.А. Липинская, Т.С. Мамсик, Е.Ф. Фурсова, Л.И. Шерстова (1). Эти авторы высказали своё мнение о происхождении группы и некоторых её этнографических особенностях. В последние годы появились специальные издания, посвященные богатству и своеобразию уймонских традиций (2).

Особый интерес представляет вопрос о происхождении уймонских старообрядцев. Разными исследователями ведущая роль в образовании группы отводится старожилам Алтайского горного округа (3), бухтарминским старообрядцам (4), основателям с. Усть-Кокса (5). На основе тщательного изучения состава комплексов нательной одежды автором было высказано предположение о том, что первопоселенцы Уймона являлись выходцами из средней полосы Европейской России (6).

Источниками, которые позволяют уточнить полученные ранее выводы о первопоселенцах Уймонской долины, конкретизировать район их

первоначального расселения, а также осветить события раннего периода этнической истории уймонцев, являются рукописи старожила с. Мульта Тимофея Филипповича Бочкарёва (1917–2011) (7). Труды Т.Ф. Бочкарева можно разделить на две части. К первой относятся рукописи, посвящённые событиям XVIII в., ко второй — мемуары самого Т.Ф. Бочкарева. В последних описаны события 1920-х–1940-х гг., содержатся уникальные сведения об особенностях бытования старообрядческой культуры в первой половине ХХ в. В настоящей работе будет привлечена первая часть рукописных трудов Т.Ф. Бочкарёва. Эти сочинения уникальны и не имеют аналогов в культуре уймонцев.

Автор этих произведений – старец, который являлся активным участником духовной жизни старообрядческой общины с. Мульта (рис.1). Своё сочинение (рукопись №1) Т.Ф. Бочкарёв написал в 2006 г. и весной этого же года вручил старшему сыну Василию Филипповичу. Время написания рукописи №2 не установлено. Обе рукописи написаны в ученических тетрадях в клетку с расчерченными автором полями. Т.Ф. Бочкарев обучался один или два года у учителя Д.А. Злобина, нанятого в 1920-х гг. старообрядцами (Полевые материалы автора (далее – ПМА), 2011, с. Мульта). Поэтому многие слова записаны «как слышатся», грамматические ошибки часто отражают особенности говора, знаки препинания расставлены произвольно или отсутствуют (в приведённых ниже цитатах ошибки исправлены автором статьи). Рукопись №1 состоит из 44 страниц, пронумерованных автором записей, рукопись №2 – из 57 листов (то есть 113 страниц).

Оба труда являются попытками, предпринятыми Т.Ф. Бочкарёвым в разное время, изложить, по прошествии многих лет, сведения по истории семьи Бочкаревых. Эти знания Тимофей Филиппович получил в юности, когда читал «тетрадь отца», Филиппа Максимовича Бочкарева: «Моего отца тетрадь, в ней было записано» (8). «Тетрадь отца» была уничтожена во время репрессий 1930-х гг. Видимо, это были подлинные исторические записи, сделанные главным героем рукописей – Исааком Бочкаревым. «Была книжка, когда он (Т.Ф. Бочкарев – Н.Ш.) еще маленький был. Он писал, сам Исаак, который шел хребтами», — вспоминают в с. Мульта (ПМА, 2011, с. Мульта). О том, что в ходе своего путешествия из Европейской России в Горный Алтай Исаак Бочкарёв ежедневно вёл дневник, сообщается в рукописи №2: «На каждый день в книге записывал» (9). Особенностью рукописи №1 является то, что начатое вначале изложение от третьего лица уже на третьей странице переходит на рассказ от первого – самого главного героя изложения Исаака Бочкарева, и так продолжается до 38 с., где о нём снова говорится от третьего лица. Смена первого и третьего лица при описании событий характерна и для рукописи №2. Это обстоятельство ещё раз свидетельствует о том, что в первоначальном источнике, с которым был знаком Тимофей Филиппович, повествование велось от первого лица – Исаака Бочкарева.

Т.Ф. Бочкарёв является человеком, транслирующим потомкам семейную историю, отразившую коллективный жизненный опыт (коллективная историческая память). В таком случае исследователи часто говорят об «устной традиции», видя в ней аналог устного исторического источника. Недостатком источников такого типа являются субъективизм, искажение фактов, опосредованный характер информации и ощущений (10). Нет возможности доказать или опровергнуть содержащиеся в нём сведения. В источнике присутствует и субъективное отношение к собственной семье Бочкарёвых. Так, в одном из мест рукописи первоначально пишется фамилия Атамановых, затем Бочкарёвых, после чего совершается исправление так, чтобы Бочкарёвы были названы первыми, а Атамановы – вторыми. При всех недостатках рукописи важно заметить, что в науке существуют прецеденты восстановления истории старообрядческих семей на основе их собственных нарративных источников. Накопленный исследовательский опыт в целом демонстрирует высокую достоверность сочинений подобного типа, которая имеет основу в старообрядческом менталитете (11).

Тимофей Филиппович сознательно стремился передать по памяти первоначальный, известный ему текст, по возможности ближе к оригиналу. Об этом свидетельствует тот факт, что при самом беглом сравнении первой и второй части рукописных сочинений Бочкарёва (исторических записей и его собственных мемуаров) очевидно стилистическое различие этих текстов. Так, Т.Ф. Бочкарёв старался употреблять устаревшие названия предметов, но, в ряде случаев, он этого сделать не смог. Некоторые бытовые явления описаны Т.Ф. Бочкаревым через призму собственного восприятия, такие части текста верны в отношении быта старообрядцев более позднего периода. Иногда употреблены названия явно не бытовавших в описываемое время предметов.

Например, при описании хлебоуборочных работ старообрядцев во время их пребывания на р. Керженец, Т.Ф. Бочкарёв, по существу, описывает жатву начала ХХ в., делая при этом оговорку: «Исаак сказал: ,,Завтра серпы в руки, палатки, мешки. Горсь нажала — на палатки отряхни, а горсь в сноп. А где стоит желтеет – лошадей в жнейку (или то, когда жнеек не было – литовкой косили или косилкой с приводом)“» (12). О лечении Исаака Бочкарёва после одного из избиений повествуется так, как поступили бы старообрядцы в ХХ в.: «Исааку отец голову обстриг, рану промыли. Всю кровь обмыли. Больница есть, но в нее не пошли. В магазине купили ваты и марли» (13). Сами религиозные преследования старообрядцев в XVIII в. обозначаются, через призму восприятия Т.Ф. Бочкарёва, как насмешки, нападения и избиения со стороны «хулиганов», что, опять таки, более характерно для ХХ в.

В рукописях повествуется о том, что семья Исаака Бочкарёва во главе с его отцом Василием нашла недолгое пристанище на р. Керженец (в рукописи Кержа, также называют эту реку наши информаторы), переселившись туда «из под Москвы» (14). Но и в этих местах «нашлись стропотливые люди, стали их обзывать, подсмеивать» (15). Двадцатилетний Исаак Бочкарёв с благословления родителей отправляется на поиски места для переселения. Далее следует краткое описание его пути в Уймонскую долину, встреча в этих местах со ставшей легендарной личностью – алтайцем Уймоном (в рукописи «Аймон»), зимовка, возвращение домой.

Cемьями Бочкаревых и Атамановых принимается решение о переселении в долину Катуни, молодой Исаак избирается старшим. Заготавливаются продукты на пять месяцев пути, берутся с собою ружья, строительные инструменты, лодки, канаты. В путь отправляются семь бричек, восемь ходков, гонится полукругом скот. Весной отправляются в путь: «После Масленки собрались. Исаак спросил, у кого есь моховы пилы, там надо будет тес и плахи. У кого есь лодки – на них погрузились. Приехали пристав и Миша, привезли две дробовки, пять банок пороху, четыре коробки гильз, три коробки капсулей. Пристав привез четыре винтовки, цинковых патронов. В восемь утра выехало на дорогу бричек семь, восемь ходков. Два ходка для пассажиров, (остальные – Н.Ш.) с грузом. Брички и ходки были закрыты палатками. Кто мог, ехали на конях верхами. Исаак свою буренку привязал к заднему ходку. Она была повадлива, за ней шел скот. Последний раз попрощались. Исаак сказал: ,,К нам милости просим“. Исаак с Татьяной верхами впереди, молодые ребята ехали верхами полукольцом, чтобы скот не разбегался» (16).

Прибывшие на новое место староверы основывают Верх-Уймон. Последнее событие, освещенное в рукописи – это получение руководителем уймонских старообрядцев Исааком Васильевичем Бочкарёвым письма от старообрядческого духовного лица, посвящённого запретам на чай, чайники и самовары.

Рукопись №2 по объему приблизительно в 2 раза больше рукописи №1, поэтому отдельные события в ней описаны более тщательно. Так, подробнее повествуется о причинах переезда старообрядческих семей с района Подмосковья («2 версты от Москвы») к р. Керженец, охарактеризованы хозяйственные занятия старообрядцев во время проживания в этих местах. Особое внимание уделено особенностям труда и быта Исаака Бочкарёва во время первой зимовки в алтайских горах. Подробнее повествуется о последующем групповом переселении старообрядцев в Уймонскую долину, специфике обустройства на новом месте. Рукопись №2 отличается также тем, что в ней описано ещё одно путешествие – поездка Исаака с братьями в Москву за невестами и их путь назад.

Особенностью рукописей является указание числа и месяца событий, при полном отсутствии упоминания хотя бы одной даты года. Но содержание текста рукописи №1 содержит указания, по которым можно попытаться косвенно установить год прихода старообрядческих первопоселенцев в Уймонскую долину. Автор перечисляет первых приехавших, называя основателей Верх-Уймона: «У Бочкарева Василия 4 сына, 3 дочери. Исаак, Григорий, Федор, Иоанн. У Исаака 5, сынов 2 дочери. У Григория 3 сына, 3 дочери. У Иоанна 5 сынов, 1 дочерь. У Атаманова Григория 6 сынов…– основатели Верхнего Уймона». Далее в тексте упоминаются промежутки времени от основания села и событие обложения уймонских староверов ясаком. «Через 5 лет приехал Бочкарев Михаил с семьей и Атаманов Петр с семьей... Через 10 лет приехал пристав (Атаманов Иосиф Сергеевич – Н.Ш.)... Иосиф Сергеевич рассказал решение московского начальства Бочкарева Исаака за открытия земли от армии освободить (и Атамановых). Через 50 лет от царского правительства пришло извещение для армии платить подать» (17). Известно, что и бухтарминские, и уймонские беглецы-каменщики были прощены императрицей Екатериной II и обложены ясаком в 1792 г. и через 4 года обложены ясаком (18). Если вести отсчёт от этого события, косвенно, согласно рассматриваемому источнику, можно определить дату основания Верх-Уймона как приблизительно 1731 г.

Отнести основание уймонских поселений к концу XVII или началу XVIII в. считает возможным А.А. Лебедева (19). Официальной же датой основания деревни принято считать 1786 г. (20). При этом старожилы утверждают, что староверы живут в этих местах «лет триста», с наступлением ХХI в. некоторые информаторы к истории села стали добавлять ещё век – «лет триста – четыреста назад это было».

Начальник Колывано-Воскресенских заводов П.К. Фролов писал: «Можно со всей вероятностью предполагать, что… происхождение уймонских инородцев и независимая их жизнь до обложения ясаком, равно как и облегчение противу прочих при обложении оным, вместе со внушениями их, были действительнейшим поводом к возбуждению заводских служителей и крестьян на побег» (21). Эту возможность независимости как причину переезда первопоселенцев в такое отдаленное место, как Уймонская долина, осознают современные потомки Бочкаревых: «Они приехали – здесь была еще воля» (ПМА, 2011,с. Мульта). Видимо, период вольной жизни в Уймоне имел существенное значение для формирования особенностей не только самих уймонцев, но и явился одним из факторов, оказавшим влияние на активность русского населения Алтайского региона в целом.

Казалось бы, согласно сведениям из рукописи №1, староверы около 65 лет проживали в Уймонской долине, никому не подчиняясь. Но в рукописи №1 содержатся сведения, которым можно доверять в большей степени. После полевых исследований 2011 г., посвящённых изучению рукописей Т.Ф. Бочкарёва, стало очевидно, что, наряду с именами первых жителей Уймона и их потомков, автор рукописей указал и свою прямую родословную линию, ведущую к его пра-прадеду Исааку Васильевичу Бочкарёву. Если отвести на поколение 25 лет и учесть приблизительно известное время рождения отца автора мемуаров, то таким образом вычисленное время приезда первопоселенцев в Уймонскую долину будет более соответствовать общепринятой хронологии событий. В настоящее время автором статьи ведется работа по соотнесению этой линии с архивными источниками.

Затрагивая вопрос о соответствии указанных в старообрядческих нарративных источниках событий с конкретными десятилетиями, важно отметить ещё одну сюжетную линию, связанную с исторической памятью старообрядцев о событиях раскола церкви. Так, в источнике сообщается: «Бочкарев Исаак, Атаманова Татьяна учились в Москве в церковном училище, учебу закончили. Никон патриарх и Алексей митрополит их поставили церковными служителями, петь и читать. Алексий митрополит, Никон патриарх были довольны, и московский народ дружно собирался к молению, а кто приходил просто послушать. И вскоре Никон патриарх церковное правило разрушил, крест сделал из трех пальцев. Алексий митрополит спросил: ,,Зачем апостольское учение нарушаешь?“ – ,,Я старше тебя. Что мне надо, то и делаю. Народ давно ропщет: сотня молится, а тысячи негде. Вот я и делаю, чтоб тысячи молились“. Алексий сказал: ,,Весь московский народ пришел к духовным отцам на молитву. Ходили бы в церкву Никоновы избиратели“. На Алексия закричали» (22).

Представляет особый интерес, что уймонские беспоповцы помнят такие термины как «митрополит» и «епископ», которыми поочередно обозначается старообрядческий духовный деятель Алексий, с которым, как сообщается в рукописях, уймонцы продолжали поддерживать отношения и после переселения в горы Алтая. Про это лицо упоминается следующее: «Никон был патриархом, стал набирать своих друзей. Алексий тихим гласом сказал: ,,Никон, вы не апостольскому учению“ – ,,Я патриарх, подчиняйся мне“ – ,,Ты нарушил закон“. В это время пришли никониане. Алексий что успел взять, и ушел» (23).

Таким образом, своих предков Исаака Бочкарёва и его будущую супругу Татьяну Атаманову, их потомок осознает как непосредственно связанных с дониконовской церковью и событиями раскола. Даже, если бы старообрядцы поселились в Горном Алтае в 1730-х гг., молодые герои повествования никак не могли быть участниками событий XVII в. В историческом аспекте, исходя из логики хронологии событий, этот сюжет скорее мифологичен. Но, таким образом, автор рукописей обозначает собственную линию преемственности русского древлеправославия, как бы обосновывает свою принадлежность к истинной православной вере.

Ещё одним интересным аспектом, связанным с историческим самосознанием, является приведённое в рассматриваемых источниках объяснение факта освобождения уймонцев от рекрутской повинности: «Иосиф Сергеевич рассказал решение московского начальства Бочкарева Исаака за открытия земли от армии освободить, и Атамановых. Через 50 лет от царского правительства пришло извещение для армии платить подать» (24). То есть, уймонцами осознавалось, что выплата ясака вместо военной службы происходила «за открытие новых земель», а в устой традиции это более отчетливо связывается с их освоением: «Их в армию не брали. Они – основатели целины» (ПМА, 2011, с. Мульта). Таким образом, сами уймонские старообрядцы осознавали ту роль, которую они объективно сыграли в деле хозяйственного освоения Южной Сибири. В действительности уймонцы были освобождены от службы армии по причине их административной принадлежности к «ясашным инородцам».

Большое значение рукописи Т.Ф. Бочкарева имеют в отношении указания региона происхождения первопоселенцев Уймона. В этих источниках Подмосковье как место первоначального проживания (Бочкарёвых и Атамановых) указано достаточно ясно. «Исааков отец жил под Москвой, их там стали как староверов притеснять неверующие в Бога. Исааков отец с матерью решили переехать к реке Кержи» (25). Как сообщается в источниках, связь с Москвою, а также со старообрядческим духовенством, после основания Уймона в XVIII в. регулярно поддерживалась.

Ю.С. Булыгин придерживается той точки зрения о первых уймонцах, которая была высказана ещё А. Принтцем, что одна часть каменщиков ушла в горы к рекам Катуни и Коксе, а другая спустилась в долину реки Бухтармы (26). Длительное время господствовало мнение, что первые поселенцы на Уймоне конца XVII в. были выходцами с Бухтармы – об этом писали Т.С. Мамсик, В.А. Липинская (27). Л.И. Шерстова, наряду с бухтарминцами, выделяет в этногенезе уймонских старообрядцев 40 семей, переселившихся в 1830 г. из Шуйской волости к р. Коксе (28).

На основе изучения традиционного костюма с опорой на выводы Е.Ф. Фурсовой о развитии бухтарминской и уймонской одежды, ранее автором было высказано предположение о том, что первые русские жители Уймонской долины были выходцами из Средней полосы России (29). Очевидное своеобразие костюмов двух групп ставит под сомнение идентичность поселенческих потоков в долины Бухтармы и Катуни, а также понимание происхождения уймонских староверов путём отселения бухтарминцев. В прослеживающемся бытовании двух типов женских рубах отразилось взаимодействие двух старообрядческих групп, вошедших в уймонскую – переселенцев с Европейской России (туникообразная) и бухтарминцев (поликовая). Как выявлено Фурсовой, для бухтарминцев изначально характерен был туникообразный сарафан, а сарафан с передним цельным полотнищем был явлением частично привнесённым, частично эволюционировавшим из туникообразной одежды, а уймонский сарафан с передним продольным швом развивался у группы конвергентно (30). Генетически восходя к распашной одежде, такой сарафан близок к Московскому сарафану из трёх полотен и свидетельствует о возможном бытовании у уймонцев распашной одежды Московской Руси.

Кроме материалов по одежде, встречаются также редкие сообщения старообрядцев, указывающие Москву как район выхода первопоселецев Уймона, а также направление первоначального заселения долины не со стороны Бухтармы, а «со степи». «Это, слушай, со степи приехали они. Это еще в Москве было. Там эти, вера-то, в Печору то уходили при Петре Первом. Вот, в то время, наверное, сюды уже подавались кержаки», – вспоминал И.И. Макаров из с. Тихонькая (ПМА, 2000).

В рукописи №2, помимо событий, связанных с семьями Бочкарёвых и Атамановых, кратко упоминаются представители других фамилий. Сообщается, что вслед за группой Атамановых и Бочкаревых следовала семейная группа, возглавляемая Филиппом Черновым. Эти семьи пользовались одними приспособлениями для переправы через реки, сообща сооружали дороги для преодоления горных перевалов. Потомки Бочкарёвых вспоминают: «Черновы, Атамановы, Бочкаревы – первые приехали в Верх-Уймон, топорами рубили дома» (ПМА, 2011, с. Мульта).

Также упоминаются семьи старообрядцев-«поляков» Ленских и Знаменских, которые приехали в Уймонскую долину через некоторое время после того, как первопоселенцы стали собирать первые урожаи зерновых (повествование ведётся от лица Исаака Бочкарёва): «Через пять лет приехали Ленски на одном коне. И уехали, и приехали вот к этой реке Мульте. Вскоре младший сын Ленский пришел. Я его спросил: ,,По какой причине сюда приехали“? ,,В Польше отца хотели арестовать. Ночью уехали, ушли“. И вскоре приехали Знаменски. Тоже бежали» (31). Интересно, что потомки Ленских вплоть до настоящего времени помнят, что их предки пришли в Уймонскую долину с одним конем: «Ленские, Болтовские ехали вместе 25 человек, 2 семьи. Лошади погибли, один конь. Шли пешком» (ПМА, 2011,с. Мульта).

Потомки Болтовских помнят, что их родоначальник Дементий переселился на Алтай в царствование Екатерины II: «Катерина издала указ: ,,Русские поляки, уезжайте обратно“» (ПМА, 2005, с. Мульта). В рукописях упоминается, что эти семьи «поляков» приезжали без каких-либо материальных запасов и предварительной подготовки к переселению, и поэтому быт их был в первое время скромен: «В стройке, в охоте, в расплождении скота и не оглядывались, как польски беженцы Ленски и Знаменски детям говорят: ,,Сегодня ешьте, и к завтраму оставляйте“» (32). Представители старообрядцев-«поляков» интегрировались в состав уймонской группы.

В рукописях содержатся краткие, но очень ценные намеки о том, что поиском нового места руководила некая легенда, которая была известна во времена Исаака Бочкарёва в старообрядческом кругу. Когда Исаак Бочкарев пришел в Уймонскую долину, он огляделся и понял, что пришел к реке Катуни и горе Белухе, то есть, именно на то место, которое он искал: «Видел между гор белую гору. Значит, это Белуга, а это Катунь» (33). После возвращения из 16-месячного путешествия уже на р. Кержи у Исаака состоялся такой разговор: «…А теперь разрешите спросить: ,,По каким делам к нам приехали?“ – ,,Услышали, какой-то Исаак нашел Белугу и Катунь“. Я и сказал: ,,Это легенда – это истина правда. Вот я и приехал…“» (34). То есть, переселению предшествовала неизвестная нам легенда, географической привязкой которой, исходя из текста, являлись Катунь и Белуха.

Ещё одним интереснейшим аспектом рукописей Т.Ф. Бочкарёва, также затрагивающим сферу легенд, является повествование об Уймоне (Аймоне). В культуре уймонских старообрядцев алтаец Уймон стал собирательным образом. Время его жизни могут относить как к первым появившимся здесь алтайским кочевьям, так и революции, могут даже назвать его казахом. В разнообразных рассказах четко совпадает одно обстоятельство – по имени Уймона названа Уймонская долина. Уймон в рукописях Т.Ф. Бочкарёва – это первый друг, которого встретил Исаак Бочкарёв в горах Алтая: «Внизу у подножия горы какой-то человек по этой дороге начал спускаться. Стал к нему подходить. Он на меня поднял лук. Я встал, снял ружье, ему показал и повешал его на плечо. Снял шапку, к нему поклонился. Он лук положил на землю. Я к нему подошел, протянул ему руку, он тоже подал. Иче поклонился, говорить не умеем. Тогда я правой рукой в грудь:,,Исаак с реки Кержи, а тебя как звать?“ К нему руку, он назвал имя Аймон»(35).

Уделено внимание опыту Уймона в охоте, навыкам, которые не были ранее известны русским, рассказано, как происходило совместное усовершенствование приспособлений для охоты и обработки мяса. Уймон хорошо знал суровую природу этих мест. Он помог русскому ходоку построить времянку и склад, заготовить продукты для прибытия старообрядческих семей в долину. Вернувшись в Уймонскую долину с родственниками, Исаак привёз для Уймона в подарок ружье. Уймон везде в рукописи назван уважительно, по имени или как «друг», с положительным эмоциональным настроем.

По мнению автора, Уймон в культуре уймонских старообрядцев стал глубоким собирательным образом. Так русские персонифицировали представителей алтайского народа в период контакта с ним в первые десятилетия своей жизни в горах. Оформленное в традиции эмоционально теплое, дружелюбное и уважительное отношение к Уймону передавалось от поколения в поколение и являлось одним из механизмов формирования и воспитания навыков культуры межэтнического общения. Рукописи Т.Ф. Бочкарёва являются ярким проявлением той локальной культуры межэтнических и межконфессиональных отношений, которая с XVIII в. складывалась и развивалась между русскими и алтайцами в Уймонской долине.

В заключение отметим, что рукописи Т.Ф. Бочкарёва на правах старообрядческого предания проливают свет на многие неизвестные и проблемные стороны культуры и истории уймонских старообрядцев. Уймонцы сами тщательно фиксировали не только генеалогию, но и важнейшие события в своей жизни достаточно подробно, и эти записи передавались из поколения в поколение. Вплоть до процессов разрушения старообрядческой культуры, начавшихся в 1920-х–1930-х гг., они прекрасно знали и помнили свою историю, существовали механизмы передачи этих знаний.

Уймонские старообрядцы обладали четким историческим самосознанием. Это представления о преемственности, исторической и духовной, русскому дониконовскому православию, а также осознание исторического значения своей группы в деле хозяйственного освоения новых земель в Южной Сибири. Спорный вопрос о происхождении уймонских старообрядцев возник как следствие позднейшей утраты исторической памяти и её материальных носителей, а также психологической замкнутости старшего поколения.

Старообрядчески герой – первопроходец Исаак Бочкарев искал не просто земли, пригодные для переселения, а конкретно земли в районе г. Белухи и р. Катунь, крайне тяжелом и неудобном для хлебопашества месте. Староверы пришли в Уймонскую долину не случайно заблудившись в поисках Беловодья, или не найдя его, а целенаправленно именно в это место. Представители старейших старообрядческих родов Бочкарёвых и Атамановых были выходцами из Подмосковья, и р. Керженец («Кержа») была только остановкой на пути в Алтайские горы.

Рассматриваемый материал свидетельствует о том, что в освоении Уймонской долины русскими осуществлялась классическая для Сибири схема – путешествие ходока для разведывания нового места, и последующее за этим переселение группы родственников. Переселение было запланировано и организовано, ему предшествовала подготовка определенной материальной базы.

Примечания

1. Липинская В.А. Старожилы и переселенцы. Русские на Алтае XVIII–начало XX в. М., 1996; Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири. Механизмы формирования и функционирования агропромысловой структуры. Новосибирск, 1989; Упхонов В.Г. Консонантизм говора жителей Уймонской долины Алтайского края // Ученые записки Бурятского гос. пед. ин-та. Вып. XXVII. Улан-Уде, 1970; Фурсова Е.Ф. Традиционная одежда русских крестьян-старожилов Верхнего Приобья (конец XIX–начало XX). Новосибирск, 1997; Шерстова Л.И. Тюрки и русские в Южной Сибири. Новосибирск, 2005.

2. Кучуганова Р.П. Уймонские староверы. Новосибирск, 2000; Шитова Н.И. Традиционная одежда уймонских старообрядцев. Горно-Алтайск, 2005.

3. Упхонов В.Г. Консонантизм говора жителей Уймонской долины... С.109.

4. Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири. С.121, 126, 127, 154; Липинская В.А. Старожилы и переселенцы. С.25–27.

5. Шерстова Л.И. Тюрки и русские в Южной Сибири. С.202.

6. Шитова Н.И. Традиционная одежда уймонских старообрядцев. С.106.

7. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №1. С. Мульта, 2006. 44 с.; Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №2 . С. Мульта, б/г. 57 л.

8. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №1. С.1.

9. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №2. Л.15об.

10. Щеглова Т.К. Деревня и крестьянство Алтайского края в ХХ в. Устная история. Барнаул, 2008. С.21, 22.

11. См. например: Агеева Е.А. Старообрядческий род Килиных // Старообрядчество: история и современность. Местные традиции, русские и зарубежные связи. Улан-Удэ, 2001. С.94–100.

12. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №2. Л.7об.

13. Там же. Л.5.

14. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №1. С.1.

15. Там же. С.1.

16. Там же. С.31.

17. Там же. С.39, 40.

18. Бломквист Е. Э., Гринкова Н.П. Бухтарминские старообрядцы. Л., 1930. С.14.

19. Лебедева А. А. Мужская одежда русского населения Западной Сибири (XIX–начало XX веков) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири. М., 1974. С.205.

20. Кучуганова Р.П. Уймонские староверы. С.17.

21. Цит. по: Липинская В.А. Старожилы и переселенцы. С.47.

22. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №2. Л.1.

23. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №1. б/н.

24. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №1. С.39, 40.

25. Бочкарев Т.Ф. Там же. С.1.

26. Булыгин Ю.С. Первые крестьяне на Алтае. Барнаул, 1974. С.25.

27. Липинская В.А. Старожилы и переселенцы. С.26; Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири. С.121, 126, 127.

28. Шерстова Л.И. Тюрки и русские в Южной Сибири. С.202.

29. Шитова Н.И. Традиционная одежда уймонских старообрядцев. С.75, 106.

30. Фурсова Е.Ф. Традиционная одежда русских крестьян-старожилов… С.53.

31. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №2. Л.47–47об.

32. Там же. Л.48об.

33. Бочкарёв Т.Ф. Рукопись №1. С.43.

34. Там же. С.27, 28.

35. Там же. С.4, 5.

© Шитова Н.И.