На всех этапах своего историографического развития литература о старой вере содержит упоминания о различных чертах этого сообщества и внешних обстоятельствах как о факторах активного и эффективного хозяйствования старообрядцев. Однако специальные исследования проблемы факторов, обусловивших экономические успехи сторонников древнего благочестия, стали развиваться лишь в последние годы, когда изучение хозяйственной деятельности старообрядцев стало одним из важнейших направлений истории старой веры. В настоящее время выявлены и хорошо исследованы конфессионально-этические (1), политико-правовые (2), гендерные (3) и прочие, в том числе природно-климатические (4) факторы. При этом, на наш взгляд, недостаточное освещение получили социоконфессиональные факторы. В некоторых работах, впрочем, они упоминаются, иногда как «корпоративные».

Уже И.П. Липранди важной причиной хозяйственного успеха старообрядцев считал взаимную поддержку членов общины (5). П.И. Мельников писал о старообрядцах: «Быстро развились в их руках капиталы, что следует отнести… в особенности к внутренней связи, скрепляющей их общества, в которых взаимное вспомоществование составляет едва ли не главнейшую основу». Староверы «помогали во всем друг другу, дела торгово-промышленные вели сообща и всячески поддерживали членов своей корпорации» (6). Это же подчеркивали А.П. Щапов, В.В. Андреев, Н.М. Никольский, А.О. Проворихина и др. (7).

В новейших исследованиях также упоминается роль, которую сыграли «принципы и формы организации старообрядческих общин», где в условиях замкнутости и автономности развивалась взаимопомощь, взаимовыручка и взаимоподдержка (8). Д.Е. Расков – с точки зрения институциональной и неоинституциональной экономических теорий – объяснял, что староверы смогли наилучшим образом приспособиться к новым социальным и технико-экономическим условиям, «создать крупную и разветвленную промышленную сеть, опирающуюся как на торговые связи, так и на социальную и духовную общность староверия». Исследователь назвал среди других «культурных и социальных норм» староверов такие как «единство» и «взаимовыручка» (9). А.В. Стадников определил, кроме прочего, конфессиональные (родственные и общинные) связи, в рамках которых формировались жизненные цели членов семей и общин, передавался опыт и традиции (10), осуществлялась взаимоподдержка. Влияние системы отношений в старообрядческой семье называлось неоднократно. А.В. Семенова, кроме конфессиональной солидарности, упомянула патрональные отношения, перенесенные из семьи в общину (11).

В старообрядчестве сложилась новая концепция собственности с ориентацией на функцию обеспечения сообщества. Но российские «Божьи доверенные», в отличие от протестантов (12), не получали имение непосредственно от Господа. Несмотря на рост личной активности и значение личной ответственности, посредником между Богом и человеком в хозяйственном процессе оставалась в староверии община верных. Это представление опиралось на традиционное православное учение о церкви, прообразом которой и была община. Кроме того, влияли и традиционные крестьянские представления о «расчлененности землевладельческих прав» и посреднической роли общины в предоставлении Божьей земли в пользование крестьянину. Огромное значение имела и нестабильность положения староверов в государстве. Выжить самим и сохранить сообщество, предпринимая усилия лишь поодиночке, без общей координации, старообрядцам бы не удалось.

На определенном этапе староверы считали, что собственностью распоряжаются не столько они, сколько община, имевшая больше прав на обладание имением. Старообрядцы помнили принцип общности церковного имения и говорили, что «глагол мое от диавола ведется, вся вам общая сотворил есть Бог» (13). Когда вступавшие в общину староверы должны были исполнить требование «отдай Христу свое имущество» (14), речь шла не просто о посвящении имения Богу и осознании ответственности перед Ним. Имение членов общины фактически оказывалось в распоряжении общины.

В результате на рубеже XVIII–XIX в. сложились и взаимодействовали на благо веры и общины различные формы собственности: 1) принадлежавшая общине юридически или нелегальная; 2) фактическая собственность общины, юридически оформленная на её членов (в основном до середины XIX в.); 3) фактическая частная собственность членов общины, которую не всегда можно отличить от второй формы.

Собственно общинное предпринимательство, управлявшееся попечителями, отчитывавшимися перед общиной (15), приносило прибыль, но не могло иметь массового распространения. Власти не признавали юридические права старообрядческих сообществ, за исключением Преображенской и Рогожской московских общин, оформленных как богаделенные дома. Но и здесь общинам формально принадлежало лишь то, что находилось внутри стен, окружавших богаделенные постройки. Поэтому основная часть общинной собственности была записана на её членов, прежде всего попечителей. Часто это были значительные предприятия и большие участки земли (16).

Так, земля вокруг Преображенского кладбища и строения на ней принадлежали формально отдельным крупным членам общины, но с точки зрения федосеевцев, действительным собственником являлась община, а его распорядителями  попечительский совет. До того, как в 1809 г. Преображенская община оформилась как богаделенный дом, ее недвижимость более 37 лет формально считалась собственностью её основателя и руководителя И.А. Ковылина. После того как правительство в ходе очередного витка репрессий в 1831 г. обязало общину продать свою обширную собственность вне стен богаделенного дома, её формально купил на аукционе Ф.А. Гучков, по свидетельствам самих федосеевцев, не заплатив ни копейки (17). Как показывает анализ планов земельных участков и построек вокруг Преображенского, формальные переходы собственности не были единичными в условиях общинного «имения» (18).

Сложилась соответствующая система управления такой собственностью. Совет попечителей являлся высшей хозяйственной властью, хотя «верховным собственником» выступала община, которая по уставу могла потребовать отчета попечителей и финансовой ревизии (19). Попечители исполняли все функции полноценных предпринимателей и управляющих. Они коллегиально, а в ряде случаев, единолично определяли предпринимательскую стратегию. Речь шла, хотя и об общинном, но вполне современном корпоративном предприятии типа нынешних фондов.

Попечители имели право сдавать земли, заводы, фабрики, торговые заведения и дома в аренду, а «если что из вкладов для пользы дома будет излишне и невыгодно», – говорилось в Уставе Преображенского богаделенного дома, – могли продавать, закладывать, получая в каждом случае «согласие общества». Капитал общины, чтобы не оставлять его «без оборота», попечители использовали «по их рассмотрению», вкладывая его в ценные бумаги, выдавая ссуды «известным капиталистам и достойным вероятия людям», и могли «обратить его в торговую коммерцию на их собственном отчете» (20). Такие операции осуществлялись настолько активно, что некоторые критики заявляли, что, например, Преображенское «кладбище стало не только складом святыни, но и банком» (21).

Основную часть староверческой корпоративной экономики составляли частные, формально, предприятия её членов, составлявшие целые предпринимательские сети. Так, современники обнаруживали, что и Рогожское и Преображенское кладбища окружены множеством домов и предприятий староверов (22). В системе Преображенской общины действовало свыше 3 тыс. предприятий, в том числе 32 крупных и 120 мелких текстильных фабрик (23).

Все эти предприятия властями считались частными, но центром корпорации, регулятором всей системы оставалась староверческая община. Её основное назначение было связано с координацией и обеспечением функционирования своеобразного механизма староверческих хозяйственных сетей. Высокую хозяйственную эффективность корпоративного (как и раньше общинного) старообрядческого предпринимательства в конце XVIIIXIX вв. обеспечивало совпадение конфессиональных межобщинных связей и возникших производственно-сбытовых сетей. Систему общероссийских конфессиональных контактов и связей с единоверцами старообрядческие купцы использовали в качестве «товаропроводящей сети» (24).

Основой функционирования предпринимательских сетей являлась общинная хозяйственная солидарность членов согласия – сообщества верных. По свидетельству современников, взаимопомощь старообрядцев, руководивших фабриками, с купцами-старообрядцами помогала «им сбывать с выгодою свои произведения, преимущественно пред фабрикантами православными [приверженцами официальной церкви]» (25). Так, в единую систему было организовано «московское» текстильное дело  от закупки материалов до оптовой и розничной торговли, где все звенья находились в руках купцов-старообрядцев одного согласия (26). Координация поставок сырья, производства и сбыта осуществлялась и в других отраслях.

Конфессиональные связи староверов позволяли также осуществлять маркетинговые исследования, недоступные для синодального большинства. С помощью единоверцев хлеботорговцы «постоянно получали точные сведения не только о ценах на хлеб, но и о том, как растет хлеб, каковы надежды поселян на урожай, каковы запасы помещиков и проч.». То же самое происходило в торговле рыбой, скотом, «съестными припасами». Сеть агентов собирала по всей стране необходимые для торговли сведения об улове рыбы, количестве порожних судов, местных ценах и конъюнктуре в целом (27).

Удалось также наладить внутриобщинные системы кредитования и обращения векселей.

В результате этих процессов старообрядчество стало конфессионально-экономическим сообществом. Уровень и объём прав общины на юридическую собственность её членов не был определён и зафиксирован ни «внешними», ни «внутренними» формальными нормами, а отношения собственности регулировались лишь конфессиональными представлениями.

Община играла важную роль в повышении эффективности старообрядческого предпринимательства, но главную свою задачу в его регулировании она выполняла, непосредственно перераспределяя или организуя перераспределение прибыли предприятий с различными формами собственности. Именно таким образом община обеспечивала реализацию основных функций старообрядческого предпринимательства, направленных на поддержание и консолидацию всего сообщества.

• Главной была функция обеспечение жизнедеятельности общин, увеличение их числа и влияния, расширение численности их членов. По точному замечанию А.П. Щапова, старообрядцы занялись «городской и заводской промышленностью», именно для того, «чтобы обеспечить свое положение и свои материальные выгоды и усилить свою общину» (28).

Все «состоятельные» члены общин были обязаны ежемесячно вносить средства в кассу обществ, непосредственно оплачивать расходы общины. Не всегда деньги проходили через руки руководителей общины. Так, в реестре «о взносе поземельных денег с домов Московской фабрики т-ва господ Гучковых» за 1850 г. отмечено, что из доходов формально частной фабрики выплачивались взносы за общинные земли (29).

• В условиях постоянных гонений не менее важной функцией старообрядческого предпринимательства являлась защита общин от преследований властей. Старообрядцы затрачивали огромные средства для нейтрализации репрессивных мер властей, используя коррупцию методы (подкуп священников господствующей церкви и государственных чиновников). По мнению профессиональных «борцов с расколом», даже в годы наибольших преследований со старообрядчеством не удалось покончить из-за того, что «продажное чиновничество в значительной степени парализовало силу распоряжений» правительства. Как показали, в частности, выявленные материалы внутренней бухгалтерии Гучковых (30), на «прокормлении» староверов находились полицмейстеры, квартальные, приставы и пр. «Влияние полиции на беспоповщинские секты в Москве… заключается в их охранении», иронизировал агент полиции (31). В провинции подкуп был ещё проще. В уездах и волостях России, доносила агентура полиции, священники синодальной церкви от староверов «бóльшие имеют выгоды, чем от церковных прихожан» (32).

Защитная коррупция получила в старообрядчестве богословское обоснование и называлась «данью», которую можно давать «нечестивым» за сохранение веры: «…если требует враг злата  дадите… если почести  дадите». Староверы считали, что «дань» нужна «именно ради содержания древнего благочестия» (33).

• Третьей важнейшей (и собственно экономической) функцией старообрядческого предпринимательства (особенно во второй половине XVIIIпервой половине ХIX в.) являлось укрепление и расширение самой экономической базы староверческого общества. Реализация остальных функций предпринимательства требовала роста совокупного капитала общины. Соответственно, значительная часть прибыли должна была вкладываться в развитие дела, но не только в рамках отдельных предприятий, а в хозяйственной системе сообщества в целом. Основной формой реализации данной функции стал расширенный и дешевый (в Рогожской общине – не более чем под 4 % годовых) (34), а иногда бесплатный, беззалоговый хозяйственный кредит. Вновь прибывшие в Москву староверы поселялись в общинных домах, записанных на одного из попечителей, а затем получали «кредиты» от общества для приобретения «средств к независимому существованию», в том числе для создания собственного дела. В Преображенской общине были приняты нормы отсрочки кредита в случае его невыплаты в срок – «два раза по году и еще полгода». Затем долг мог прощаться, но единственным полноправным собственником капиталов всех членов являлась община. Предприниматель-старовер «становился как бы агентом общины по включению в оборот и приращению её капиталов» (35). Ссуды могли быть небольшими, но и были и предназначенные для создания сразу большой фабрики, как в случае А. Носова, получившего 500 тыс. руб. на 3 года без процентов, а на последующие годы – под 4 % годовых (36), А. Никифорова, Зенкова, Шелапутиных, Грачева (37)  в Москве, Касцова и др.  в Петербурге. Именно на такие «пособия» возникли первая фабричная окраина Москвы – Лефортово (38), Гуслицкий промышленный район (39) и др.

Таким образом, в первой половине XIX в. старообрядческое предпринимательство, при его преимущественном частно-семейном, юридически, характере, в значительной степени регулировались общиной. Непонятная для борцов со старообрядчеством корпоративная система предпринимательства отразилась в отчётах руководителей МВД. Так, глава антистарообрядческой экспедиции МВД в Ярославскую губернию докладывал, что «миллионы переходят из множества рук в другие только временно; приобретатели, владельцы их не более как экономы, кассиры, действующие только как бы на правах безотчетных прикащиков: их тайный закон: твоя собственность есть собственность веры и общины» (40). П.И. Липранди, заместитель министра внутренних дел, назвал капитал староверов «как бы учреждением капитализма и социализма» (41).

На следующем этапе, во второй трети XIX столетия корпорация-собственник постепенно трансформировалось в корпорацию собственников. Важным фактором эволюции к безусловному частно-семейному предпринимательству явилось активное наступление государства в начале 1850-х гг. на крупнейшие общины.

Надо учитывать также, что собственность, попадая в руки инициативных и предприимчивых купцов, не могла не воздействовать на них. Они понимали, как много сделали для преумножения общинного «имения», и постепенно начинали тратить всё больше на свои личные и семейные нужды. Огромное влияние оказывали также общеэкономические процессы, проходившие в XIX в.

Однако и на этом этапе сохранялись некоторые элементы общинного хозяйствования. Даже в 8090-е гг. XIX в. недвижимость для богаделенных домов и молелен приобреталась на деньги общины, но  на имя её конкретных членов (42). И речь шла именно о конфессиональных целях староверческих общин. Так, М.Ф. Морозова, передавая в 1890 г. очередные 50 тыс. руб. «как настоящим так и будущим Попечителям Богаделенного Дома», сопроводила деньги письменным указанием: если Рогожский богаделенный дом будет закрыт «или прият из управления старообрядческого общества», «то весь… капитал и проценты с него поступают в полную собственность Рогожского Старообрядческого общества» (43).

Таким образом, именно старообрядческие общины – конфессионально-экономические общины нового типа, периферию которых составляло множество формально частных хозяйств, в конце XIX–первой половине XIX в. во многом обеспечили переход от цели ранневыговского периода – «спасения древнего благочестия» к выполнению новой задачи – «возрождению веры». Это приводило не только к расширению старообрядческого сообщества, но и к развитию отечественного предпринимательства. Во второй половине XIX–начале ХХ в. корпоративизм и взаимовыручка единоверцев в рамках торгово-промышленного предпринимательства в крупном бизнесе естественным образом ослаб. Однако во внеэкономических конфессиональных вопросах социоконфессиональные факторы продолжали эффективно воздействовать на укрепление староверия нового, ХХ в.

Примечания

1. См.: Керов В.В. «Се человек и дело его…»: Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России. М., 2004.

2. См., например: Щапов А.П. Русский раскол старообрядчества, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII веке и в первой половине XIX. Опыт исторического исследования о причинах происхождения и распространения русского раскола. Казань, 1859; К[арлович] В.М. Исторические исследования служащие к оправданию старообрядцев. Черновцы, 1883. Т.II; Проворихина А.О. Московское старообрядчество // Москва в ее прошлом и настоящем. М., 1916. Вып. XI; Булгаков С.Н. Народное хозяйство и религиозная личность. Посвящается памяти Ивана Федоровича Токмакова // Булгаков С.Н. Соч.: В 2 т. М., 1993. Т.2; Мельгунов С.П. Москва и старая вера // Москва в ее прошлом и настоящем. М., б/г. Т.IV; Бонч-Бруевич В.Д. Старообрядчество и самодержавие // Бонч-Бруевич В.Д. Избр. соч.: В 3 т. М., 1959. Т.1; Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1983; Ершова О.П. Старообрядчество и власть. М., 1999; Коялович М.О. История русского самосознания. По историческим памятникам и научным сочинениям. Минск, 1997; Стадников А.В. Московское старообрядчество и государственная конфессиональная политика XIXначала ХХ в. – М., 2002; Частное предпринимательство в дореволюционной России: Этноконфессиональная структура и региональное развитие. М., 2010; и др.

3. См., например: Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М., 1977. Семенова А.В. Национально-православные традиции в менталитете купечества в период становления российского предпринимательства // Купечество в России. XV–середина XIX века. М., 1997; Стадников А.В. Купеческий род как структурная единица старообрядческой общины (на примере старообрядческого рода Рахмановых и московской Рогожской общины) // Старообрядчество: история, культура, современность. Тезисы 1997. М., 1997; и др.

4. См., например: Лилеев М.И. Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVIIXVIII вв. Киев, 1895. Вып.1; Никольский Н. М. История русской церкви. М., 1983; Старцев А.В. Хозяйственная этика старообрядчества // Старообрядчество: история и культура. Барнаул, 2002. Вып.1; Дубровский А.М., Кочергина М.В. Хозяйственная деятельность старообрядческих общин Ветки-Стародубья в конце XVIII– первой половине XIX века // Старообрядчество как историко-культурный феномен. Гомель, 2003; и др.

5. См.: Липранди [И.П.] Краткое обозрение существующих в России расколов, ересей и сект, как в религиозном, так и в политическом их значении; с некоторыми по сему предмету примечаниями // Сборник правительственных сведений о раскольниках / Сост. В.[В.] Кельсиев. Лондон, 1861. Вып.2. С.102, 156 и др.

6. Мельников П.И. Записка о русском расколе составленная Мельниковым для В.К. Константина Николаевича по поручению Ланского (1857) // Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон, 1860. Вып.1. С.182; см. также: его же. Очерки поповщины. // Мельников П.И. Полн. собр. соч. СПб.; М., 1898. Т.13. С. 209, 326, 327, 328.

7. См.: Щапов А.П. Русский раскол старообрядчества... С. 285, 288; Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории. Исторический очерк. СПб., 1870. С.147, 183; Leroy-Beaulieu A. L`Empire des Tsars et les Russes. Leroy-Beaulieu A. L`Empire des Tsars et les Russes. – P., 1889. T.3. Р.389, 390; Проворихина А.О. Московское старообрядчество. С.50, 51; Никольский Н.М. История русской церкви. С.238239, 241242 и др.

8. Вышегородцев В. Старообрядческий капитализм // Былое. 1993. №5. С.3; см. также: Беспалова Ю.М. Ценностные ориентации предпринимателей в России (на материалах западносибирского предпринимательства второй половины XIXначале ХХ вв.). СПб., 1999. С.75.

9. Расков Д.Е. Старообрядческое предпринимательство в экономике России (на примере московской промышленности XIX века) // Экономическая история России: проблемы поиски, решения. Ежегодник. – М.; Волгоград, 2001. Вып.3. С.410, 414.

10. См.: Стадников А.В. Купеческий род как структурная единица... С.6264.

11. См.: Семенова А.В. Национально-православные традиции... С.438; её же. Предпринимательство в России в первой половине XIX в. // Экономическая история. Предпринимательство и предприниматели. М., 1999. С.2627.

12. Кальвин настаивал на том, что собственность это дар Божий конкретному человеку, блага «доверены ему милостью Божьей», переданы ему «милостью Божьего Духа» и т.п. (см.: Кальвин Ж. Наставления в христианской вере. М., Кн.2 (1998). С.407; Кн.3 (1999). С.159, 187.

13. Синицын И.И. Отчёт С.С. Ив. Синицына «О расколе в Ярославской губернии» // Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон, 1862. – Вып. 4. – С. 148. Воровство общинных средств было крайне редким явлением (см.: Дневные дозорные записи о московских раскольниках. Сообщено А.А. Титовым. М., 1885. С.73 и др.).

14. См.: Федосеевцы. История Преображенского кладбища // Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон, 1860. Вып.1. С.9.

15. План или изъяснительное начертание местного положения и внутреннего распорядка Преображенского богаделенного дома (1808 г.) // Материалы для истории беспоповщинских согласий в Москве, федосеевцев Преображенского кладбища и Поморской монинского собрания / Сост. Н.[И.]. Попов. М., 1870. С. 66. См. также: Журналы заседаний попечителей и выборных от прихожан за более поздний период – 18701880-е гг. // ОР РГБ. Ф.247. Оп.3. Д.5. Л.212 и др.

16. См.: Дневные дозорные записи о московских раскольниках. – С.89, 92, 102, 125 и др.; Зотова Е.Я. Мастера-литейщики преображенской общины в Москве – продолжатели традиций Выговской пустыни // Выговская поморская пустынь и ее значение в истории России. СПб., 2003. С.238–240 и др.

17. Рындзюнский П.Г. Старообрядческая организация в условиях развития промышленного капитализма (на примере истории московской общины федосеевцев в 40-х годах XIX в. // Вопросы истории религии и атеизма. М., 1950. С.193, 207.

18. Русакомский И.К. Гучков мост // Старообрядчество: история, культура, современность. Материалы. М., 1998. С.124, 126; Сорокин А.[И.] Преображенский дворец в Москве. М., 1880.

19. См.: План или изъяснительное начертание местного положения… С.66.

20. Там же. С.6466.

21. Гиляров-Платонов Н.П. Вопросы веры и церкви. М., 1906. Т.2. С.549.

22. Leroy-Beaulieu A. L`Empire des Tsars et les Russes. Р.406.

23. См.: Дневные дозорные записи о московских раскольниках. С.101; Рустик О. Старообрядческое Преображенское кладбище (как накоплялись капиталы в Москве) // Борьба классов. 1934. №78. С.70; Расков Д.Е. Новые сведения о московских старообрядцах-предпринимателях // Старообрядчество: история, культура, современность. Материалы. М., 2002. С.89. Кроме этих официально зарегистрированных предприятий, действовали и нелегальные (см.: Стадников А.В. Московское старообрядчество и государственная конфессиональная политика XIX  начала ХХ в. С.100–102).

24. Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России: Период феодализма. С.186. См. также: Щапов А.П. Русский раскол старообрядчества… С.256258.

25. Брянчанинов [П.А.], Арнольди [Л.И.]. О расколе в Костромской губернии (Краткая записка о состоянии раскола и настоящем числе раскольников в Костромской губернии // Сборник правительственных сведений о раскольниках. Вып.4. С.311312.

26. См.: Расков Д.Е. Новые сведения о московских старообрядцах-предпринимателях. С.8889.

27. См.: Мельников П.И. Очерки поповщины. Т.13. С.334335.

28. Щапов А.П. Русский раскол старообрядчества… С.285.

29. ОПИ ГИМ. Ф.122. Оп.1. Д.502. Л.2.

30. Там же. Д.487. Л.26, 131–140об, 141–141об; Д.488. Л.9–10: Д.497. Л.69–96об; и др.

31. Любопытный П. Исторические очерки беглопоповщины на Иргизе с 17621866 года // Сборник из истории старообрядчества / Сост. Н.[И]. Попов. М., 1866. Т.2. С.177; Дневные дозорные записи о московских раскольниках. С.18, 37, 177.

32. Дневные дозорные записи о московских раскольниках. С.69.

33. Нечто вроде апологии Федосеевской против Филиппонов, обвиняющих Федосеев в страсти к торговле и деньгам, против тех из Бегунов, которые отвергают деньги как печать Антихриста, и против гонителей древней церкви // Сборник правительственных сведений о раскольниках. Вып.4. С.232233; Сто статей московских поморского согласия (книга для наставников) // Там же. С.206; Соборное уложение Ирюмского собора 29 мая 1723 г. // Духовная литература староверов Востока России XVIIIXIX вв. С.333; Послание Варсонофия Иванова Никите Семеновичу Архипову // Там же. С.404; Синицын И.И. Отчет С.С. Ив. Синицына «О расколе в Ярославской губернии». С.161162.

34. См.: Барсуков В.Л. Петр III и предпринимательство в России // Сибирь в XVIXX веках. Экономика, общественно-политическая жизнь и культура. Новосибирск, 1997. С.81. Для сравнения: даже позже, в 3040-е гг. XIX в. банки России выдавали ссуды в ограниченном объеме под залог со ставкой не менее 6 %, а чаще 810 % годовых (см.: Морозан В.В. История банковского дела в России. СПб., 2001. С.147149).

35. Старцев А.В. Хозяйственная этика старообрядчества. С.78.

36. См.: Рустик О. Старообрядческое Преображенское кладбище. С.76.

37. См.: Федосеевцы. История Преображенского кладбища. С.40.

38. Дневные дозорные записи о московских раскольниках. С.101.

39. Мельников П.И. Очерки поповщины. Т.13. С.328.

40. Синицын И.И. Отчет С.С. Ив. Синицына «О расколе в Ярославской губернии». С.148.

41. Липранди [И.П.] Краткое обозрение существующих в России расколов... С.156.

42. См.: [Шишков А.Н.] О современном положении Преображенского богаделенного дома Секретно // Марков В.С. К истории раскола-старообрядчества второй половины XIX столетия. Переписка профессора Н.И. Субботина, преимущественно неизданная, как материал для истории раскола и отношений к нему правительства (18651904 гг.). М., 1914. С.756, 757; Стадников А.В. Московское старообрядчество и государственная конфессиональная политика XIXначала ХХ в. С.88.

43. ЦИАМ. Ф.357. Д.11. Л.62.

© Керов В.В.