Александров Евгений Васильевич – к.искусствоведения, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
С каждым годом визуальная антропология становится всё более популярной. Её этические принципы, умение органично сочетать научные и художественные подходы, способность углубленного освещения внутренних закономерностей жизни культурных сообществ, всё чаще находят применение не только в этнографии, но и в социологии, культурологии, практически во всех гуманитарных исследованиях и образовании.
В то же время существует чрезвычайно важная, очень обширная и мало освещаемая область деятельности, в которой визуальная антропология не только не имеет конкурентов, но и может наиболее полно проявлять свои возможности. Речь идёт об исследованиях традиционной культуры.
В визуальной антропологии съемочная камера оказывается в руках либо антрополога, либо кинематографиста, принявшего и хорошо усвоившего соответствующие принципы. Такие специалисты, как правило, не только хорошо знают культуру, с которой работают, но и имеют возможность изучать её достаточно долгое время. Это приводит к близкому знакомству с наиболее яркими представителями культурных сообществ, к вхождению в круг их проблем, к выявлению исторических, социальных, природных закономерностей, характеризующих своеобразие определенной культуры. А главное – складываются близкие, доверительные отношения, позволяющие создавать произведения, наиболее адекватно передающие облик конкретного культурного сообщества.
Появляется возможность проводить съёмки на протяжении нескольких лет, отображать самые разные проявления быта, выявлять неизбежные трансформации – в конечном счёте, создавать фонд видеозаписей, своего рода видеолетопись.
Кредит доверия, получаемый визуальным антропологом и предполагающий серьёзную моральную ответственность, делает его допущенным к самым глубинным пластам народной жизни – к религиозным верованиям, являющимся стержнем каждой традиционной культуры.
Как правило, изучение религиозной стороны жизни традиционного сообщества является самой трудной частью исследования. Тем более, съёмка религиозных обрядов очень часто остаётся под запретом. Обычно приходится мириться с отказом даже наблюдать сакральные действия. И это может произойти не только в джунглях Амазонки, но и в больших городах. В то же время создаваемый образ того или иного культурного сообщества оказывается не полным, если отсутствует религиозная составляющая традиции, определяющая её историческую и социальную обусловленность.
Никакие уговоры обычно не помогают. Часто приходится останавливаться на этом пороге, довольствуясь съёмкой косвенных свидетельств религиозной принадлежности. Только длительное общение, последовательное уважительное соблюдение принятых установок может привести к отмене запретов. Вспоминается рассказ одного французского автора, сделавшего прекрасный фильм о жизни католического монастыря с очень суровым уставом. Он был вынужден ждать 16 лет, прежде чем был допущен с камерой в стены монастыря.
В нашей практике наставник старообрядческой общины сам предложил провести съёмку ночного моления. Но должно было пройти несколько лет общения, и только после этого разрешение было получено.
В России религия всегда играла чрезвычайно важную роль в жизни народа. А старообрядчество – это та часть российского населения, которая на протяжении 3 веков дистанцировалась от официальной жизни – и государственной, и религиозной. Изучение мировоззрения этих людей – относительно мало изученная часть российской истории, которая может представлять серьёзный интерес в период, когда остро ставится вопрос о формировании гражданского общества.
Многие исследователи считают раскол XVII в. поворотным моментом в истории России, когда в отличие от Реформации в Западной Европе был упущен момент формирования нового договора между народом и государством на основе религиозно-патриотического подъёма, произошедшего в «смутное время». Именно старообрядцы, может и не по своей воле, вынуждены были вопреки внешнему давлению строить существование, опираясь на собственные силы. Их опыт становления личного внутреннего мира и формирования независимого мировоззрения, обусловленные глубокой религиозностью, несомненно заслуживают серьёзного анализа при изучении проблем российского самосознания.
Почти двадцатилетний опыт работы с такой «закрытой» культурой, как российское старообрядчество, позволил разработать определенную этико-эстетическую систему съёмочной деятельности, посвящённую отображению традиционной культуры, так называемую методику «созвучной камеры».
Лежащие в её основе подходы рассчитаны преимущественно на возможности специализированных центров, работающих на базе университетов, музеев, разного рода культурологических гуманитарных объединений, где визуальные антропологи имеют возможность организовывать работу, исходя из своих представлений.
Из ориентации на сугубо визуально-антропологические задачи рождается первое существенное свойство обсуждаемой системы – нацеленность не на единичный конкретный заказ на создание фильма, а на долговременную тематическую работу по формированию фонда материалов по одной или нескольким культурам, когда фильм является лишь частью комплексной деятельности.
При этом фильмы составляют лишь малую часть от того огромного объёма материала, который приходится снимать при стремлении запечатлеть многообразные аспекты жизни исследуемых сообществ. Документации, которые по тем или иным причинам не превратились в фильмы, имеют не меньшее значение и обладают не меньшим содержательным и этико-эстетическим потенциалами, чем те фрагменты, которые были отобраны для монтажа фильмов. А в совокупности они представляют собой неоценимый видеофонд, своего рода видеомониторинг существования определенного культурного сообщества на протяжении нескольких лет.
Например, за многолетнюю работу по старообрядческой тематике снято около тысячи часов видеодокументаций в разных регионах России – Верхокамье (Пермская область и Удмуртия), Поволжье и Южном Урале, Северном Кавказе, Украине, Молдавии, на Алтае. На их основе сделано более двадцати фильмов, в которые вошла лишь сотая часть общего объема материалов.
Но эти фильмы являются своего рода аннотациями к гораздо более объемным и подробным материалам, представляющим многостороннее отображение жизни различных старообрядческих общин России в разных регионах.
Вот перечень видеоматериалов, составляющих в настоящий момент фонд старообрядчества, сформированный на основе работ видеогруппы МГУ, ведущихся с 1993 г:
• Документации общин казаков-некрасовцев и беспоповцев-«часовенных» в 1993, 1995, 2001 гг. в Ставропольском и Краснодарском краях – 65 час. Сделаны 2 версии фильма «Групповой портрет на фоне Троицы» (1,5 и 3 часа), и фильмы «Пока жива книга...» (1 час), «Пишу на показ» (1,5 часа), «Узкие врата» (1,5 часа), «Покров день семьи Килиных» (35 мин.);
• Документации старообрядческих общин Бессарабии 1998 г. (30 часов). Фильмы «Водосвятие» (30 мин.), «Яблочный спас» (30 мин.);
• Документации старообрядческих общин Пермской обл. и Удмуртии (Верхокамье)
в 1993–2006 гг. (650 часов). Фильмы «Суиб» (30 мин.), «Хозяйка Кулизеней» (30 мин.), «Носи и помни» (30 мин.), «Помочь Федору» (40 мин.), «Визуальная онтология» (1,5 часа), «Меркурий на земле» (40 мин.), «Пустыня ты моя, пустыня…» (25 мин.), «Покой, Господи, душу …» (35 мин.), «Второе рождение» (35 мин.);
• Документации старообрядческой общины беспоповцев-«часовенных» Горной Шории в 2001–2005 гг. (60 часов). Фильмы «И был вечер, и было утро» (35 мин.), «Семья Петра и Евдокии» (28 мин.), «Кадушка» (27 мин.);
• Документации старообрядческих общин Поволжья и Южного Урала в 2004-2010 гг. (100 часов). Фильмы «Любе и дальше…» (40 мин.), «В руце лета» (46 мин.), «Остров Веры» (13 мин.), «Одна из рода» (26 мин.), «Семиогненная стрела» (60 мин.), «Казаки не простаки» (24 мин.);
• Документации старообрядческой общины в Псковской обл. (Новоржевский р-он) (12 часов). Фильм «Андрей из Михалкино» (30 мин.).
Но не вошедшие в фильмы материалы часто отличаются большей полнотой, цельностью, в них иногда сильнее ощущается атмосфера, характеризующая реальную жизнь. Такие материалы оказываются для специалистов, занимающихся данной тематикой, источником информации, обладающим важнейшим для исследователей свойством – предельной достоверностью. И с каждым годом такие материалы становятся всё более ценными, будучи наиболее полными свидетельствами реального облика постоянно меняющихся и зачастую безвозвратно исчезающих культур.
Естественно, при видеодокументировании возникают серьёзные проблемы, связанные с необходимостью большой работы по описанию, предварительной монтажной обработке, систематизированию, обеспечению дополнительной информацией, вводу в базу данных, подготовке к переводу на другие носители для долговременного хранения.
При таком подходе серьёзно меняются приоритеты. Фильм оказывается не единственным и не главным результатом работы. Не теряя собственного значения, он скорее презентирует тот большой корпус видеодокументаций, на основе которого он создается.
Принципиально должна меняться и роль видеодокументаций. Из подсобного, а иногда и неряшливого чернового материала, они превращаются в значимый самостоятельный продукт, подлежащий как прямому использованию, пускай и в относительно ограниченной профессиональной аудитории, так и являющийся материалом для построения на его основе других сообщений. Поэтому все эстетические и этические требования, обычно предъявляемые к фильму, распространяются и на видеодокументации.
Сообщений, построенных на материалах видеодокументаций, иногда из одних и тех же фрагментов, но в разных комбинациях и под разным углом зрения, может быть очень много – в зависимости от целей, которые стоят перед автором, или перед теми людьми, которые получают доступ к этим материалам.
На их основе могут создаваться иллюстрации к научным сообщениям или к учебным занятиям, научно-популярные и учебные фильмы, обзорные фильмы, претендующие на достаточно полное представление образа культуры, или, напротив, относительно локальные, посвященные какому-то отдельному ее проявлению. Вполне обоснованным является вопрос о создании художественных произведений нового вида, учитывающих специфики визуальной антропологии.
При документировании культур речь не идёт о стремлении к какой-то «сугубо реалистической» съемке, стремящейся к «объективности» и пренебрегающей эстетикой кинематографического языка. Напротив, требования к творческим способностям снимающего и его мастерству чрезвычайно высоки, так как ему предстоит сформировать такой этико-эстетический язык, который бы максимально передавал характер конкретной культуры. Он должен уметь отказаться от стремления подогнать разворачивающееся перед его глазами событие к ожидаемому результату, идущему либо от исследовательской концепции, либо от устоявшихся в профессиональной среде стереотипов построения произведения. Ему часто приходится работать в импровизационном режиме, когда невозможно ни прервать действие, ни приспособить его к своим потребностям. Требование сохранения естественности события и поведения участвующих в нём людей остается приоритетным. В конечном счёте, перед оператором стоит очень ответственная задача увидеть в современной жизни осколки уходящей на глазах истории, сохраненные традиционной культурой и объясняющие секрет неповторимости образа жизни конкретного сообщества.
Важнейшей задачей визуального антрополога представляется умение концентрироваться на жизни людей, доверивших ему рассказ о себе. Успех этого предприятия будет зависеть от степени допущенности, от внимательности взгляда, от способности входить внутрь события, проживать в нем вместе с его участниками и передавать с помощью камеры впечатления о сущностных для данного сообщества и данной культуры чертах этих событий.