Восстание монахов Соловецкого монастыря дало жизненную силу развитию старообрядческого движения. В то же время этот северный монастырь несколько веков являлся местом заточения и ссылки активных деятелей древнеправославной веры. В Государственном архиве Архангельской области хранятся документы, освещающие историю Соловецкой тюрьмы и ссылки. Практическое предназначение данных документов состояло в информации губернской администрации и соловецкого архимандрита о направлении в монастырь, перемещении из монастыря и условиях содержания заключенных и ссыльных. Несмотря на немногочисленность и мало информативность сохранившихся документов, они являются ценными источниками для проведения дальнейшего исследования по изучению монастырской ссылки.

«Пустынный, крайсветный остров с мрачною природою, с кучкою суровых, отшатнувшихся от мира людей, кругом нелюдимое море, две трети года покрытое льдом, а за этим морем опять пустынный берег с изредка попадающими путнику деревнюшками, в которых жили полузамерзлые и голодные монастырские людишки. Как только стала известна эта особенность местоположения Соловецкой обители в Новгороде и в Москве, то скоро поняли, что нет краше места для людей, коих нужно было услать туда, куда ворон костей не заносит» (1). Такую безрадостную картину Соловков отразил М.А. Колчин (1855–1906) в историческом очерке «Ссыльные и заточенные в острог Соловецкого монастыря в XVI–XIX вв.», вышедшем в свет в 1908 г.

В предисловии к изданию А.С. Пругавин писал: «Прежде всего необходимо признать, что этот материал проливает новый, обыкновенно яркий свет на условия духовной, религиозной жизни русского народа в течение целого ряда веков на отношения к различным проявлениям и запросам этой жизни со стороны правящих сфер, гражданских и особенно духовных… Наконец, не забудьте, что это материал, который тщательно скрывали, всячески прятали и хоронили от постороннего взгляда, но который благодаря покойному Колчину все-таки вынесен на Свет Божий и суд людей» (2).

Михаил Андреевич в конце XIX в. три года служил фельдшером в Соловецком монастыре. Несмотря на ограниченный доступ к монастырскому архиву, он, благодаря личным качествам характера, получил возможность работать с архивными документами. Автор очерка сожалел, что в связи с утратой многих дел по изучаемой им теме не может показать «полной истории соловецкой ссылки», но только страницы из нее, по его образному выражению, «историю с вырванными страницами». Надо сказать, что история ссылки привлекла монастырского фельдшера не случайно, так как в молодые годы он был исключен из Архангельской семинарии за участие в революционном кружке и выслан под надзор полиции в Холмогорский уезд по месту службы отца, приходского священника (3).

В предисловии к книге Колчин охарактеризовал документы по ссылке, сохранившиеся в монастыре: «Письменные известия о ссыльных XVII столетия представлены в большом количестве, но очень кратки, как относительно преступлений ссыльных, так и их состояния в монастыре. В XVIII столетии известия делаются более полнее, и только с начала XIX столетия они начинают сообщать точные сведения о ссыльных» (4).

Для дальнейшего исследования ссылки важно и то обстоятельство, что М.А. Колчин опубликовал именные ведомости о ссыльных, относящиеся к 1786, 1835 и 1855 гг. и список монастырских архивных дел и документов, касающихся арестантов. Характеризуя состав монастырской ссылки, автор очерка писал: «Ссыльные были весьма различны, как по характеру своих преступлений, так и по своему происхождению: ссылались туда бунтовщик, государственный преступник и пьяный монах, религиозный сектант и разгулявшийся не в меру отеческий сынок, знатный вельможа и не помнящий родства бродяга» (5). Особое место занимали те люди, которые оказались в монастырской ссылке по причине своих религиозных убеждений, оппозиционных к официальной православной церкви. Среди этой категории ссыльных находились и противники никоновской реформы.

В книге архангельского историка советского периода Г.Г. Фруменкова наряду с информацией о строительстве тюремных помещений в Соловецком монастыре, тюремном режиме и судьбах именитых узников и деятелей революционного движения, побывавших в тюрьме и ссылке на Соловках, в разделе «Религиозные отщепенцы» отражены сведения о некоторых старообрядцах (6).

Использованию церковно-пеницетарной системы в целях наказания и увещевания старообрядцев в северных монастырях посвящены работы историка С.О. Шаляпина (7).

В настоящей статье представлена информация о старообрядцах, находившихся в ссылке в Соловецком монастыре, независимо от формы содержания, как поднадзорных, или заключенных. В статье включена информация о всех ссыльных, проходящих по источникам как «раскольники», без дополнительных сведений, отрицающих о их принадлежности к старообрядцам. В то время как под определением «раскольник» подразумевались не только старообрядцы, но и сектанты (духоборцы, скопцы, молокане и т.д.), а также мистики. В некоторых случаях информация о составе преступления ссыльных, сведения о которых не вошли в статью, засекречена словами «великоважная вина», «некоторая вина» и т.д. Иногда в источниках отсутствуют сведения о месте пребывания ссыльного до Соловков. Автор не ставил перед собой задачу показать условия содержания ссыльных, какие методы применялись в процессе работы по увещанию, за исключением тех случаев, когда они связаны непосредственно с конкретным человеком.

В XVII в. накануне знаменитого Соловецкого восстания (1668–1676 гг.) монахи относились сочувственно к староверам. Об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что в 1655 г. в Соловецком монастыре как почётного гостя встречали бывшего протопопа Казанского собора в Москве Ивана Неронова, самовольно покинувшего Кандалакшский монастырь, где он находился в ссылке (8).

По свидетельству М.А. Колчина, в первые годы второй половины XVII в. в Соловки было сослано много человек за непризнание и протест против никоновской реформы по исправлению богослужебных книг. Среди них видное место занимал князь Львов, начальник Печатного двора в Москве, которого выслали в монастырь до 1657 г., а в начале Соловецкого восстания (1668 г.) его увезли с острова. Несмотря на то, что в ссылке князь занимался более кутежами, чем ратоборством за старину, его, тем не менее, можно считать одним из первых пострадавших во имя древнеправославной веры (9).

После жестокого подавления соловецкого восстания в 1676 г. оставшихся в живых соловецких «сидельцев» воевода Иван Мещеринов заточил в монастырские казематы. Известно, что ризничего Вениамина воевода «уморил» в тюрьме, пытаясь выведать о местонахождении казны обители. Впоследствии вновь назначенный архимандрит Макарий использовал узников в монастырских работах до тех пор, пока чернец Калинник не совершил побег из хлебной палаты (10). Некоторых участников восстания, в основном это были мирские люди, сослали в Пустозерский острог, среди них находился бывший сотник Логин (11). Как ни парадоксально, сам воевода Иван Мещеринов попал в Соловецкую тюрьму за разграбление монастырского имущества. Стараниями новгородского митрополита Варсонофия воеводу освободили около 1680 г. (12).

Под Преображенским собором монастыря погребено тело бывшего тамбовского епископа Игнатия (Иван Шангин), доставленного в соловецкое заключение в январе 1702 г. Игнатия разместили в Головленковой башне, как опасного преступника. Епископа подвергли жестокому наказанию за сношение с переписчиком книг Григорием Талицким, который составлял выписки из книг об антихристе с применением их к личности царя Петра I, имея поддержку со стороны старообрядцев (13).

Другая судьба ожидала на Соловках сосланного по делу Г. Талицкого Ивана Иванова (1635–1720), московского священника, духовника Петра I. Он был пострижен в монахи с именем Иов. На приглашение царя вернуться в Москву Иов ответил отказом. В 1710 г. он принял схиму с именем Иисуса. Вместе с учениками основал Голгофо-Распятский скит, расположенный на Анзерском острове Соловецкого архипелага. РПЦ отмечает день памяти преподобного Иова, в схиме Иисуса, Анзерского 19 (6 марта) (14).

Бывший игумен Мошнегорского монастыря Иоасаф (Иосаф), заключенный с 1721 г. в монастырскую тюрьму, предположительно являлся старообрядцем, так как его наказали за «некоторые дерзновенные важные слова и за перстное сложение противного креста», а также за пострижение монахинь. Историк Г.Г. Фруменков утверждал, что «раскольник» Иоасаф и расстрига Иван Буяновский – одно лицо. Однако, в этом же труде Фруменкова в описании тюрем монастыря за 1742 г., говорится, что расстрига Буяновский и бывший игумен Иоасаф содержатся порознь. В исследовании М.А. Колчина это также два разных человека, и фамилия одного из заключенных значится как Обуяновский, бывший иеромонах Соловецкого монастыря. Иоасаф (Буяновский) содержался в подземной тюрьме. Он прославился тем, что, стараясь выбраться с острова, объявил «слово и дело», в результате чего был увезён в Москву для расследования обстоятельств дела государственной важности. Однако узнику не удалось доказать верность своих показаний, поэтому он был жестоко наказан плетьми и возвращен на Соловки, где и провёл оставшихся ему 26 лет жизни (15).

Несколько раз побывал в качестве ссыльного Соловецкого монастыря епископ Епифаний (1685–1735), бывший иеромонах Киево-Печерской лавры. Он получил епископский сан за рубежом в Ясском кафедральном соборе в 1724 г. Переехав на Украину, Епифаний посвящал в священники, лиц, избранных староверами, выполняя это небескорыстно. По приговору Сената (июнь 1726 г.) он был сослан в Соловецкий монастырь навечно с употреблением «в работу какую будет удобен», где прожил 3 года в числе монастырской братии. Перспектива всю жизнь провести на северном острове не прельщала киевлянина. В июле 1729 г. он сбежал с острова под видом богомольца. Испытав немало трудностей в дороге, Епифаний все-таки добрался до Киева. Однако на этом его мытарства не закончились. Он был схвачен и отправлен в Московскую синодальную контору. Решение конторы от 8 января 1733 г. было жестким: после наказания плетьми отослать на средства арестанта в Соловецкий монастырь, где как опасного преступника держать в кандалах. Однако Синод посчитав, что Епифаний достоин более сурового наказания, приказал 22 февраля 1733 г. лишить его монашеского чина и «отослать в светский суд для ссылки на сибирские горные заводы в вечную работу». В это время Епифанием заинтересовались московские старообрядцы. Получив его согласие перейти в старообрядчество и сделаться архипастырем, староверы потратили немалые деньги, чтобы над Епифанием был немедленно исполнен приговор синодальной конторы. Таким образом, он был высечен плетьми и направлен в Соловецкий монастырь. По дороге из Ярославля в Вологду староверы инсценировали разбойничье нападение на кибитку в Коломинском лесу, освободив архиерея, которого успешно доставили на Ветку. Став старообрядцем, Епифаний рукополагал священников для староверов. В апреле 1735 г. русские войска под командованием полковника Я.Г. Сытина в ходе операции по разгрому ветковских слобод захватили Епифания и доставили в Киев, где в июне 1735 г. он умер (16).

Как следует из донесения архиепископа Варсонофия от 4 июля 1743 г., соловецкий узник «раскольник» Авраам Иванов с 1733 г. содержался в Головленковой тюрьме монастыря. Имеются сведения о нахождении данного «раскольника» в 1742 г. в Антоновской тюрьме, где ранее пребывал известный государственный деятель П.А. Толстой с сыном Иваном. Из описания следует, что отец и сын были посажены в тесный, грязный и темный наземный каземат. Из-за сырости за полтора года пребывания в нем у П. Толстого сгнила одежда (17).

Несмотря на близость Выгозерского общежительства, являвшегося оплотом староверия на Севере, известен только один соловецкий ссыльный с Выга (с 1737 г.) Им являлся Григорий Гаврилов, бывший крестьянин нюхотской соловецкой вотчины, примерно 1700 года рождения. В 15-летнем возрасте он ушёл с родины на Выг, где своей начитанностью приобрел доверие жителей Выгозерского погоста и по их просьбе в Санкт-Петербурге был посвящён в священники. По прошествии времени Григорий перешёл в старообрядчество и на Выгозере, как говорится в источнике, стал «раскольническим священником». (18). (Если здесь имеется ввиду Выговская обитель, то в ней как скиту беспоповцев не было священников). За переход в старообрядчество, Г. Гаврилова наказали кнутом и сослали в Соловецкий монастырь, как сказано «за некоторую его вину». Из духовного ведомства с семьей был переведен в крестьянское сословие и водворен в Нюхчу, являвшуюся соловецкой вотчиной (19).

На Соловках закончил свой жизненный путь «расколоучитель» Афанасий Белокопытов, сосланный по правительственному указу от 31 июля 1744 г. «за раскольническое его вымышленное толкование и за написание им важных злодейственных противных тетрадишек и за непокорство святой православной восточной церкви…» (20). Ему грозила смертная казнь, которую заменили ссылкой в монастырь. Перед отправлением на Север старообрядца били кнутом и ему урезали язык. Белокопытов дважды неудачно пытался бежать с острова, за что был обречен пожизненно на заключение в «самом крепком каземате скованным по рукам и ногам» (21).

Не удались попытки побегов и у другого старообрядца, нижегородского посадского человека Григория Дружинина, содержавшегося в кандалах. Он пребывал в монастырском заключении с 1749 г. Как явствует из источников, «находился в помешательстве ума» (22). Смертная казнь была заменена ссылкой в монастырь «раскольнику» сыну дьячка Ивану Яковлеву, привезенному в острог из Санкт-Петербурга по распоряжению конторы тайных розыскных дел в сентябре 1753 г. Над ним потрудился палач: у арестанта, закованного в ручные и ножные кандалы, были вырезаны ноздри. Судя по особой инструкции, составленной для содержания этого заключенного, видно, что И. Яковлев даже в тюремных условиях был способен «совратить в раскол» кого-либо из окружающих: «А ежели паче чаяния, оный Яковлев станет произносить каковые важные и непристойные слова, тогда ему в рот класть кляп, который вынимать тогда, когда ему пища давана быть и хлеб и том записывть и, содержа секретно, из оного монастыря писать в тайную канцелярию…» (23). К тому же, питание «раскольнику» полагалось весьма скудное: хлеб и вода. В таких тяжелых условиях узник прожил около семи лет. Он умер в августе 1760 г., не изменив своим убеждениям (24).

Скупые сведения сохранились о заключенном купце-«раскольнике» Якове Сергееве. Известно, что в 1756 г. он содержался в Сумском остроге Соловецкого монастыря. За купцом установили особый надзор как за наиболее опасным арестантом. Ему разрешалось посещать церковь, но запрещалось с кем-либо общаться. В связи с этим предписывалось класть ему в рот кляп (25).

В 1756 г. тайной канцелярией был направлен на вечное содержание в Соловецкий монастырь бывший иеродиакон Боровского Пафнутьева монастыря Мартирий, в миру, Митрофан Васильев. Разрешалось использовать его в тяжких монастырских трудах. Причина столь серьёзного наказания М. Васильева скрывалась под формулировкой «за великоважную его вину». После предварительного избиения кнутом узника, закованного в кандалы, в марте 1756 г. доставили в Сумский острог, зимнюю резиденцию архимандрита монастыря, который направил М. Васильева в пересыльную тюрьму г. Кеми, ввиду невозможности доехать до островного монастыря. В апреле бывшего иеродиакона доставили к месту назначения (26).

В августе 1793 г. в монастырь прислали отставного казака войска Донского из станицы Нижней Курмоярской Ивана Сухорукова, обвиненного в «раскольническом суеверии и непреклонном опровержении с развращенным умствованием таинства христианской веры» (27). В письме архангельского обер-коменданта Ивана Михайловича Болотникова не была указана мера содержания казака. Архимандрит избрал худший для ссыльного вариант, определив его в тюрьму (28). Бывшего священника войска Донского Ивана Никитина сослали в монастырь в июне 1795 г. для содержания под присмотром и употребления его в монастырские труды. Он обвинялся в «раскольническом суеверии». Ввиду перехода Никитина в лоно синодальной церкви в ноябре 1798 г. по указу Синода от 5 марта 1800 г. он сменил статус колодника на статус монастырского послушника (29).

Особая история связана с ямщиком казачьего полка Филиппом Марковым, которого доставили в монастырь в июне-июле 1795 года. Из скупых сведений о Маркове известно, что он сбежал из полка и общался с «раскольниками». Перед отправкой в Соловки его увещал протоиерей новгородского Софийского собора. Казака, заключенного за «раскольничье суеверие», приказано было содержать в особом отдельном от других колодников месте: «дабы никто не мог заразиться погибельным его заблуждением» (30). В 1796 г. Ф. Марков по своему желанию перешел в синодальную церковь, от которой отошел в 1798 г. По этому поводу архимандрит монастыря отмечал, что раскаялся казак притворно с целью освободиться из тюрьмы (31).

Редко встречается информация о лицах, проживавших в Архангельской губернии, которые были направлены в соловецкую ссылку.

В 1799 г. Архангельская палата суда и расправы обвинила группу старообрядцев Шенкурского уезда Архангельской губернии в организации незаконных кладбищ и захоронении на них. Обвиненные были приговорены к наказанию плетьми и батогами. Архангельский гражданский губернатор Иван Федорович Мезенцев отменил приговор палаты в отношении крестьян Борецкого прихода Ивана Фалилеева, Никифора и Герасима Никитиных, Михайлы Пестова, крестьянина Топецкого прихода Герасима Губницына и крестьянина Кургоминского прихода Данилы Чюракова. (Фалилеев и его соратники организовали в уезде движение за строительство старообрядческой церкви в Борецком приходе вместо синодальной православной). Губернатор распорядился отослать вышеперечисленных староверов на увещание к епископу Архангельскому и Холмогорскому Аполлосу. По всей видимости, они остались верны своим убеждениям, так как губернатор представил Сенату своё мнение о направлении непокорных староверов в Соловецкий монастырь, где держать до тех пор, пока они не откажутся от своих «заблуждений». И только после этого возвратить их на прежнее местожительство. Синод в указе епископу Аполлосу от 23 января 1800 г. сообщил о предписании архимандриту монастыря Ионе содержать новых арестантов отдельно от других преступников. К староверам для увещания предлагалось определить иеромонаха «трезвой и честной жизни». Из письма губернатора от 8 февраля 1800 г. следует, что шенкурские старообрядцы содержатся в Архангельске в ожидании удобного времени для отправки их в Соловецкий монастырь (32). Сведения о пребывании в Соловецком монастыре шенкурских староверов не выявлены.

Манифестом Александра 1 после 15-летнего заключения в Шлиссельбургской крепости в 1801 г. был сослан на двухлетнее богомолье в Соловецкий монастырь Семен Семенович Протопопов (в монашестве Андрей, впоследствии Ануфрий), основатель аароновского согласия в Архангельской губернии. Семнадцатилетнее наказание не поколебало убеждения старовера, который стал ещё более ревностным пропагандистом аароновщины (33).

В 1812 г. по высочайшей конфирмации, последовавшей по решению Сената, за приверженность к расколу в тюрьму монастыря был направлен на неопределённый срок государственный крестьянин Орловского уезда Вятской губернии старовер федосеевского согласия Семён Шубин. Прожив долгие годы в заключении, он не изменил своим убеждениям. Умер в возрасте 89 лет ( примерно в 1855–1856 гг.) (34).

По высочайшему повелению в апреле 1820 г. был сослан в монастырь отставной солдат (инвалид) Иван Кузнецов за «совращение в раскол» военных нижних чинов. Умер, не раскаявшись, в тюремных застенках в 1836 г. (35).

Был и другой Иван Кузнецов – из казенных крестьян Финляндии, обвинённый в «раскольнической ереси». Прибыл в соответствии с высочайшим повелением в 1825 г. После 1835 г. по повелению императора Николая I его определили рядовым в военную службу (36). (Возможно, эти сведения относятся к его тезке).

Десять лет по высочайшему повелению с 1821 г. провёл на Соловках «за отпадение от православия в раскол» унтер-офицер Железинского полка Кузьмин (Козьмин) Анфиноген (Афиноген). Известно, что у него были отобраны заслуженные ратным трудом награды: знак отличия военного ордена Святого Георгия и серебряная медаль в память 1812 года. В 1831 г. он выбыл в Первый Архангелогородский батальон (37).

В апреле 1823 г. МВД по секретной части известило архангельского гражданского губернатора о высочайшем повелении заключить в Соловецкий монастырь «московских раскольнических наставников Гнусина и Федотова как рассеивателей учения вредного для государства с тем, чтобы они находились там под самым строгим караулом и не могли ни делать, ни принимать посещений» (38). 27 мая 1823 г. секретные арестанты Гнусин и Федотов в сопровождении квартального офицера и двух жандармов прибыли в монастырь. Данный факт подтверждается распиской архимандрита Макария о получении секретных арестантов под свою ответственность (39). Московский мещанин Семен Семенович Гнусин, известный наставник Преображенского кладбища, старообрядческий писатель, пользовался большим авторитетом среди федосеевцев. Из истории Гнусина, написанной знатоком старообрядческой истории Н.Н. Заволоко явствует, что при содействии старообрядца Дружинина, поставлявшего муку в монастырь, Гнусин поддерживал связь со своими единомышленниками из Москвы. Для писательской деятельности он получил более трехсот книг и написал ряд произведений в период монастырской ссылки (40). Данные факты говорят о благосклонном отношении к Гнусину соловецкого архимандрита. Не исключено, что староверы-федосеевцы оказывали помощь монастырю в каких-то вопросах (как видим, поставка продуктов осуществлялась старовером). К тому же, в Кемском уезде находился Топозерский старообрядческий скит, пристанище федосеевцев.

Московский мещанин Иван Федотов, единомышленник Гнусина, являлся известным деятелем федосеевщины. В Российском государственном архиве древних актов Е.М. Юхименко обнаружено письмо (автограф) С.С. Гнусина из соловецкого заключения с припиской И. Федотова. Этот ценный документ свидетельствует о драматической судьбе староверов, обреченных до конца жизни провести на северном острове, где «климат более стоит холодной, нежели теплой» (41).

По информации М.А. Колчина, при деле этих видных старообрядцев находилось послание забайкальских староверов, которые просили своих наставников разъяснить многие спорные пункты своего вероучения. «Как распространители вредного государству учения» Гнусин и Федотов в Соловецком монастыре содержались под строгим караулом. Колчин отмечал сплоченность этих староверов: «и там составляли одну душу» (42). В книге Колчина в одном случае написано, что это наставники Преображенского кладбища, в другом – Рогожского кладбища (43). В ведомостях, представленных в Канцелярию архангельского гражданского губернатора из Архангельского губернского правления в 1828, 1830 гг., о раскольничьих наставниках Гнусине и Федотове сказано: «по именам не известны», что говорит о засекреченности этих узников (44).

Тюремное заключение не сломило силу духа федосеевских наставников, до конца своей жизни они оставались приверженцами древнеправославной веры. Умерли в 1839 г. в течение одного месяца: И. Федотов 22 июня, а С.С. Гнусин 27 июня. Оставшиеся после них деньги в размере 65 руб. по духовному завещанию были отданы для поминовения неимущим, преимущественно содержащимся в тюрьме (45). Имеется предположение, что тело И. Федотова было перевезено в Москву и перезахоронено в некрополе на Преображенском кладбище (46). Благодаря стараниям настоятеля Топозерского скита Томилина, С.С. Гнусин был захоронен на старообрядческом кладбище в скиту, располагавшемся на территории Кемского уезда Архангельской губернии. Судя по свидетельству писателя С.В. Максимова, местные староверы были недовольны этим обстоятельством, которое, по их мнению, привело к закрытию скита (47). Имеются сведения о захоронении С.С. Гнусина настоятелем топозерской федосеевской общины кемским купцом Терлиным (48).

Шесть лет с 1825 г. по 1831г. на основании высочайшего повеления в монастыре провёл крепостной крестьянин графини Орловой Иван Анисимов (Онисимов), наказанный за «совращение в раскол» (49).

Нижегородского крестьянина Ивана Низова в 1825 г. по высочайшему повелению за пропаганду «раскола» определили в число штатных служителей монастыря. В 1826 г. он пытался бежать, поэтому и был заключен в тюрьму. Известно, что колодник И. Низов отказался трудиться под стражей. Он заявил, что попытается убить себя, если его будут посылать на работу. По высочайшему повелению после 1835 г. крестьянина отправили на родину (50).

В тяжком преступлении (убийстве малолетнего сына) обвинялся крепостной крестьянин Саратовской губернии Егор Афанасьев, привезённый на Соловки по высочайшему повелению в июле 1826 г. Он принадлежал к старообрядцам-морельщикам (морили себя голодом для спасения своей души). Также проповедовал самосжигательство. Как опасный преступник находился под строжайшим надзором (51).

Рядовые гвардейцы конного полка Степан Богданов и Леонтий Николаев, сбежавшие с военной службы в «раскольнический» скит мещанина Соколова (местонахождение скита не указано), высочайшим повелением 1827 г. были определены в Соловецкую тюрьму. Оба недолго находились в заточении. Богданов раскаялся, поэтому в 1831 г. его определили рядовым в Архангелогородский гарнизонный батальон. Николаев умер в 1830 г, оставаясь верным своим убеждениям (52).

В 1827–1828 гг. в монастырь привезли двух бывших православных священников Алексея Добронравова и Алексея Степанова (Стефанова), наказанных за побег к старообрядцам и лишенных священнического сана. Оба раскаялись в содеянных поступках. Добронравов в 1830 г. умер в тюрьме, не дождавшись освобождения. Степанова, присоединившегося к синодальной церкви, по высочайшему повелению после 1835 г. отправили на родину (53).

В 1829 г. Синод направил в соловецкое заключение крепостного крестьянина г. Дурново Егора Сергеева (Сергиева), придерживавшегося двуперстного сложения креста. Этот человек в 1820-х годах вёл себя как юродивый, ходил по монастырям, рассказывая разные пророчества и «нелепости». В результате медицинского освидетельствования врачебным органом Костромского губернского правления Сергеев был признан умственно здоровым. Он пробыл несколько лет в заключении в Шлиссельбургской крепости и Унежемском монастыре. В Соловецком монастыре он прожил до 1865 г., «раскаявшись во всем, кроме двуперстного сложения» (54).

Рядового лейб-гвардии Преображенского полка Карпа Петрова в 1830 г. прислали в монастырскую тюрьму «за раскол». В 1833 г. он был переведен в арестантские роты г. Бобруйска, оставшись по-прежнему старовером (55). Сохранились дела соловецких арестантов, рядовых лейб-гвардии Московского полка Кирилла Дементьева и лейб-гвардии Преображенского полка Осипа Никитина за 1830 год. Известно, что они обвинялись в «расколе» (56).

В этом же году в монастырь привезли из Ярославской губернии не помнящего родства бродягу Егора Иванова, не повиновавшегося никаким властям. Он разделял взгляды представителей страннической секты. Умер в Соловецкой тюрьме в 1839 г. (57). Чиновник 8 класса Александр Крестинский, по высочайшему повелению в 1830 г. пополнивший ряды арестантов монастыря, являлся федосеевцем. Он обвинялся в «совращении самого себя, своей жены и детей в «раскольническую ересь беспоповщины». Имеются сведения, что и в 1835 г. Крестинский находился в тюрьме; не слушал никаких увещаний и не собирался раскаиваться (58).

Крепостной крестьянин Калужской губернии Степан Сергеев по высочайшему повелению поплатился свободой в 1830 г. не только «за крещение себя двуперстным сложением по-раскольнически» – за это можно было бы пол-России посадить в тюрьмы, – а за рассказы нелепостей от религиозного исступления. По свидетельству архимандрита, в 1855 г. С. Сергеев оставался верным своим убеждениям (59).

В 1831 г. по высочайшему повелению в монастырь «навсегда» привезли пахотных солдат, инвалидов из военных поселений: Василия Герасимова, Зах. (вероятно, Захара) Ефимова и Архипа Павлова. Они обвинялись в «распространении раскола». Герасимов и Павлов являлись староверами федосеевского согласия (60).

Арестант пахотный солдат Федор Шершнев по высочайшему повелению 1831 г. оказался в Соловецком монастыре за вторичное обращение из православия в «раскол». Он раскаялся и вновь перешёл в лоно синодальной церкви. В 1838 г. его направили в Новгородский Юрьевский монастырь (61).

Пахотные солдаты-староверы федосеевского согласия Кузьма и Филипп Макеевы и Тарас Семенов, заключенные по высочайшему повелению с 1834 г., пострадали за несогласие крестить своих детей по обряду православной церкви. В документах 1835 г. говорилось, что «ереси своей не оставляют» (62).

Военный поселянин Федор Хоменко относился к староверам-странникам. К тому же он пророчествовал, рассказывая свои сновидения. Поселянина доставили в монастырскую тюрьму как секретного арестанта в 1834 г., где он находился до 1846 г. (63). Недолго пробыл на Соловках старообрядец Лев Павлов из Костромской губернии. Его привезли в 1835 г.; по высочайшему повелению после 1835 г. он был определен рядовым на военную службу (64).

Для сюжета приключенческого романа подошла бы история заключенного, который скрывался под именем беглого иеромонаха Казанской епархии Илария, постригавшего старообрядцев в иноческий чин. Оказывается, беглый солдат Волков сидел в Соловецкой тюрьме с 1836 г. вместо настоящего Илария (в миру Иван Нестеров). Будучи в одной арестантской партии, Иларий уговорил солдата за приличное денежное вознаграждение поменяться именами. Таким образом, ложный монах Иларий оказался на Соловках, а настоящий сбежал в старообрядческий скит. Когда разобрались, то солдата наказали и отправили на военную службу. А проявившего смекалку бывшего иеромонаха так и не нашли (65).

В 1836 г. в монастырь прислали нового арестанта крестьянина Пермской губернии Петра Вакорина. За вторичное уклонение в раскол и перекрещивание других Пермская уголовная палата приговорила его к наказанию плетьми и каторге. Однако Комитет министров изменил приговор, послав крестьянина для исправления в монастырь. В связи с раскаянием Вакорина в 1842 г. освободили из заключения с учреждением над ним тайного надзора (56). В письме Соловецкого архимандрита Илария за 1838 г. упоминается некий крестьянин Никодим Вакорин, прибывший, в отличие от остальных, по положению Комитета министров. Также Никодим Вакорин значится в списке раскольников-федосеевцев. Больше никаких сведений об этом крестьянине нет (57). Возможно, Никодим Вакорин и Петр Вакорин являются одним и тем же лицом.

В фонде Архангельской духовной консистории за 1836 г. имеется дело о выдаче Архангельской казенной палатой денег на содержание в Соловецком монастыре «раскольнического» наставника Макара Васильева в размере 160 руб. в год (58). По косвенным данным установлено, что приблизительно в 1820–1830-х годах в качестве арестанта в тюрьме находился лишенный священства Спиридон Иванов, обвиненный в нарушении спокойствия церкви и «совращении других в раскол» (59).

Старообрядческого монаха Илария или Ираклиона (в миру – крепостной крестьянин Калужской губернии Иван Сорокин) занесли в патерик Соловецкого монастыря как подвижника, прославившего обитель. Этот старообрядец жил за границей в Белой Кринице, где был знаком с видными старообрядческими деятелями. Когда И. Сорокин приехал в Россию для встречи с родными, его задержали и по высочайшему повелению в 1849 г. направили в Соловецкую тюрьму без назначения срока заключения. Ревностно держась старой веры, Сорокин не поддавался никаким увещаниям. И вдруг вследствие какого-то чудесного сна после десяти лет тюрьмы закоренелый в раскольнических убеждениях человек решил перейти в лоно официальной церкви, что и свершилось в апреле 1860 г. по решению Синода с включением И.Сорокина в разряд старших послушников. В мае 1860 г. он умер в возрасте 38 лет (70).

В 1850 г. по высочайшему повелению в монастырскую тюрьму был заключен государственный крестьянин Смоленской губернии Емельян Климов («раскольнический» монах Елисей). По данным за 1855 г., он оставался «непреклонным в своем расколе» (71).

Бывший священник церкви святого мученика Александра с. Блиновка Пензенской губернии Николай (Никанор) Петров в 1831 г. сбежал в Ирдинский старообрядческий монастырь, став старообрядческим священником. До этого ему пришлось побывать в качестве заключенного в Новгород-Северском монастыре, откуда Петров бежал к «раскольникам». Побег не удался, и по высочайшему повелению в 1852 г. его доставили в Соловецкий монастырь на пожизненное заключение. Несмотря на чистосердечное раскаяние в 1855 г., он находился на острове до конца своей жизни. Известно, что при аресте у Н.Петрова отобрали солидную сумму денег в размере 2060 руб., которые передали в монастырь. На проценты с этого капитала содержали владельца в монастыре. После смерти 84-летнего ссыльного в 1860 г. сын его, Иван Никанорович Протектов, столоначальник Пермской духовной консистории, так и не получил как наследник оставшиеся от отца деньги (72).

В июне 1852 г. ряды арестантов Соловецкой тюрьмы пополнил московский мещанин Михаил Поликарпов, именовавший себя иноком Маркианом. Известно, что до этого он жил в старообрядческих скитах на Буковине. Умер в 1864 г. на Соловках, оставшись старообрядцем (73).

По высочайшему повелению в мае 1853 г. поступил на строгое заключение в Соловецкую тюрьму эмиссар заграничных раскольников в Турции «лжеинок» Ипполит, в миру, мещанин Иван Егоров (в некоторых источниках – Егор Иванов), который был задержан в 1852 г. в Москве. Находясь в заключении, изъявил желание присоединиться к единоверию. В связи с этим был освобожден в 1858 г. (74).

«Раскольнический» иеромонах Серафим (мещанин Севастьян Матвеев) в возрасте 51 года, прибыл на Соловки в июне 1853 г. Был заключен в монастырь за составление и распространение «зловредных» рукописей. Серафим отказался присягать на верность подданства императору, не внимая никаким увещаниям (75).

По высочайшему повелению в 1853–1854 гг. был определён в тюрьму под строжайший надзор без назначения срока заключения мещанин г. Воскресенска Московской губернии Василий Запегин (Занегин), в возрасте 58–59 лет. Его перевели из Суздальского монастыря, куда он был заключён в 1851 г. «за распространение сектаторских толков, старание совратить православных в раскол и предсказание России бедствий и скорого ее окончания» (76). В виду того, что он имел наклонность совращать других в раскол, его определили на тюремное жительство между непримиримыми врагами. Одним соседом его был представитель еврейской секты, другим – скопец. Заключенный отказался присягать на верность подданства императору. Завершил свой жизненный путь на Соловках в 1863 г. (77).

Крестьянина Ярославской губернии Меркурия Киселева (Никита Семенов) привезли в монастырь в 1856 г. Будучи наставником страннической секты, в вологодской тюрьме он присоединился к единоверию, и в целях духовного назидания по высочайшему повелению «на время для уверения» был отправлен в Соловецкий монастырь. Однако вологодский губернатор, зачитывая приговор, произнёс: «навечно». Испугавшись перспективы быть похороненным на Соловках, М. Киселев попытался бежать во время пути в монастырь. Однако его поймали и доставили по месту назначения. При посещении Соловецкого монастыря в 1858 г. император Александр II велел освободить раскаявшегося М. Киселева, определив на проживание в монастыре. Однако монастырская жизнь не прельщала М. Киселева, совершившего вновь побег при помощи единомышленников, прибывших проведать своего наставника. Только в 1865 г. беглеца задержали в г. Кинешме. При нём находилась поэма, освещавшая освобождение узника из соловецкого заключения «судьбами Всевышнего промысла» (78).

В конце 1850-х гг. был сослан в Соловецкий монастырь московский мещанин Дмитрий Дмитриев Кринин, обвиненный в противозаконном богослужении на Рогожском кладбище в январе 1856 г.: будучи ямщиком, он заступил на место священника. Кринин проходил по делу, которое завершилось печально известным опечатыванием алтарей Рогожских храмов. В феврале 1864 г. он присоединился к синодальной церкви (79).

Из Харьковского тюремного замка в 1857 г. под строжайший надзор в Соловецкую тюрьму перевели мещанина Черниговской губернии Григория Медведева, который подозревался в исполнении обязанности «раскольнического» уставщика. Однако в 1859 г. его освободили в связи с тем, что заключенный изъявил желание принять единоверие и священство (80).

Ровно год прожил в монастыре самарский мещанин «раскольник» Лазарь Шепелев с 1857 г. по 1858 г. Известны ужасающие условия его содержания – чулан в нижнем этаже тюрьмы. М. Колчин пишет: «Трудно, кажется, пробыть один день в этом страшном чулане без света, без воздуха, без тепла… одна мысль о таком житье леденит кровь в жилах…». По свидетельству М.А. Колчина, Шепелев умер «от старости и дряхлости», не раскаявшись (81).

Имеются довольно-таки скупые сведения за 1861–1866 гг. о неком арестанте крестьянине Ег. Воронине, обвиняемом в расколе (заголовок дела). По этим данным нельзя определить, был это старовер или сектант, так как последних в некоторых документах тоже называли «раскольниками» (82).

Летом 1856 г. писатель С.В. Максимов, совершая путешествие по Северу в рамках литературной экспедиции, посетил Соловецкий монастырь. Он хотел повидаться и побеседовать с заключенным в монастыре известным деятелем раскола федосеевщины, своим земляком (костромичом) судиславским купцом Николаем Андреевичем Папулиным. Купец был осуждён за массовую скупку икон из Благовещенского собора г. Сольвычегодска. Народная молва указывала на Соловецкую тюрьму, как на место заточения выдающегося старовера. Однако писателю не удалось встретиться с земляком, ввиду того, что старец наложил на себя обет молчания. Максимов расспрашивал архимандрита Александра об арестанте. Он узнал некоторые моменты из жизни узника №13, который беспрестанно читал толстые книги в кожаных переплетах (83). Однако выясняется, что Н.А. Папулин в действительности содержался не в Соловецком, а в Кирилло-Белозерском монастыре с 1846 г. по 1858 г. (84). Надо отметить, что о ссылке Н.А. Папулина в Соловецкую тюрьму говорится и в других источниках (85).

Старообрядцы в Российской империи составляли значительную часть населения. В монастырских тюрьмах в основном содержались пропагандисты старообрядчества, или, как их называли, – «расколоучители». Многие из них предпочли умереть в тюремных казематах, чем принять официальное синодальное православие и получить желанную свободу. Скупые сведения сохранились об этих узниках, а ведь среди них были яркие, неординарные личности, которые внесли немалый вклад в развитие старообрядческого движения. К югу от монастыря на небольшом холме находилось старое раскольническое кладбище, где похоронены арестанты, не поддавшиеся почти ежедневным увещаниям и не перешедшие в лоно синодальной церкви (86). Историк монастырской тюрьмы М.А. Колчин писал: «Сколько эти могилы сокрыли горя, страданий, душевных мук, терзаний совести, сомнений, какие горячие сердца и пылкие головы придавлены этими камнями! Да, все это были люди идеи, люди убеждений глубоких, много передуманных, горько выстраданных, таких крепких, что никакие бури жизни не могли поколебать их» (87). Среди обретших вечный покой здесь людей много староверов, о чем говорит название кладбища.

Примечания

1. Колчин М.А. Ссыльные и заточенные в острог Соловецкого монастыря в XVI–XIX вв., М., 1908. С.5–6.

2. Там же. С.XI.

3. Куратов А.А. Колчин Михаил Андреевич // Поморская энциклопедия. Т.1.: История Архангельского Севера / Гл. ред. В.Н. Булатов. Архангельск, 2001. С.192.

4. Колчин М.А. Указ. соч. С.1–2.

5. Там же С.1.

6. Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Архангельск, 1970. С.95–99.

7. Шаляпин С.О. Никоновская реформа и северная монастырская ссылка // Свеча-99. Экология духа. Сборник науч. и метод. статей по религоведению и культорологии. Вып.1. / отв. ред. Е.И.Аринин. Архангельск, 1999. С.309–328; Шаляпин С.О. Законодательная регламентация монастырского заключения старообрядцев в XVII–начале XIX веков. Вестник Поморского университета. Вып.1(3). Серия «Гуманитарные и социальные науки». Архангельск, 2003. С.86–94.

8. Ставропигиальный первоклассный Соловецкий монастырь / Краткое историческое описание монастырей Архангельской епархии. Архангельск, 1902. С.30.

9. Колчин М.А. Указ. соч. С.27–28.

10. Шаляпин С.О. Никоновская реформа и северная монастырская ссылка. С.56.

11. Окладников Н.А. Пустозерские страдальцы. Архангельск, 1992. С.26.

12. Колчин М.А. Указ. соч. С.56–57.

13. Мельников П.И. (Андрей Печерский). Очерки поповщины // Собрание сочинений в восьми томах. Т.7. С.243–271. Колчин М.А. Указ. соч. С.12,59–60.

14. Колчин М.А. Указ. соч. С.60–61; Соловецкий патерик. СПб, 1914. С.103–136.

15. Колчин М.А. Указ. соч. С.62–63; Фруменков Г.Г. Узники Соловецкого монастыря. Архангельск, 1970. С.14, 26, 33.

16. Мельников П.И. (Андрей Печерский). Очерки поповщины // Собрание сочинений в восьми томах. Т. 7. С.232–233.

17. Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.11, 14, 19, 45; Буров В.А. Головленкова тюрьма XVI–XVIII вв. Соловецкого монастыря. СПб., 2000. С.15.

18. Колчин М.А. Указ. соч. С.67.

19. Там же.

20. Там же. С.77–78.

21. Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.32, 94–96.

22. Колчин М.А. Указ. соч. С.79; Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.96–98.

23. Колчин М.А. Указ. соч. С.79.

24. Там же. С. 80–81; Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.19–20,24.

25. Колчин М.А.. Указ. соч. С.82; Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.29.

26. Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.21–22.

27. Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф.и-1. Оп.2. Т.1. Д.865. Л.3об., 11.

28. Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.19.

29. ГААО. Ф.и-1. Оп.2. Т.1. Д.865.Л.4об.,8, 12, 16, 21, 27.

30. Там же. Л.4.

31. Там же.. Л.4,7об., 11, 15об; Д.867. Л.2.

32. Хрушкая Л.Н. Очерки по истории старообрядчества в Шенкурском уезде в XVII–начале XIX в. / Важская земля: из глубины веков до настоящего времени: [материалы науч.-практ. конф.].- Шенкурск, 2007. С.78–84.

33. И.С. Исторические сведения об аароновщине (Новая секта Архангельской губернии) // Памятная книжка для Архангельской губернии на 1863 год. Архангельск, 1863. С.115–128.

34. Колчин М.А. Указ. соч. С.94–95, 167; ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.90.

35. Колчин М.А. Указ. соч. С.96.

36. Там же. С.97; ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.73об.–74.

37. ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.72, 90, 111об.,130, 149; Ф.и-1367. Канцелярия архангельского, вологодского и олонецкого генерал-губернатора. Оп.1. Д.12. Л.4.

38. ГААО. Ф.и-1367. Оп.1. Д.150. Л.2.

39. Там же. Л.3об. –4; Автор благодарит главного специалиста ГААО В.В. Фофанову за предоставление информации о данном документе.

40. Агеева Е.А. Судьба старообрядца в императорской России: история жизни «учительного настоятеля» С.С. Гнусина // Старообрядчество в России (XVII–XX века). Вып.4. М., 2010. С. 199–200.

41. Юхименко Е.М. Письмо (автограф) С.С. Гнусина из соловецкого заключения// Старообрядчество в России (XVII–XX века). Вып.4. М., 2010. С.234–244.

42. Колчин М.А. Указ. соч. С.97.

43. Там же. С.96–97, 160, 162.

44. ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.72об., 90об., 130об.

45. Колчин М.А. Указ. соч. С.97.

46. Юхименко Е.М. Письмо (автограф) С.С. Гнусина из Соловецкого заключения. С.242.

47. Максимов С.В. Год на Севере. Архангельск, 1984. С.272–273. Имеются сведения о захоронении С.С. Гнусина настоятелем.

48. Юхименко Е.М. Письмо (автограф) С.С. Гнусина из Соловецкого заключения. С.241.

49. ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.34 об., 73, 91, 112об., 158.

50. Колчин М.А. Указ. соч. С.357, 384, 423, 427; ГААО.Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.73; Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.128.

51. Колчин М.А. Указ. соч. С.46, 163, 168–169; ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.31, 63–68.

52. Колчин М.А. Указ. соч. С.103. ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.98, 113об., 135, 158.

53. Колчин М.А. Указ. соч. С.103,164. ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.87,106,113об.,132,141,153.

54. Колчин М.А. Указ. соч. С.104–106.

55. Там же. С.117. ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.146, 155а, 173об.

56. Колчин М.А. Указ. соч. С.160; ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.137.

57. Колчин М.А. Указ. соч. С.45, 133, 164.

58. Там же. С.44–45,164; ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.137.

59. Колчин М.А. Указ. соч. С.164, 169–170; ГААО. Ф.и-1. Оп.3. Д.967. Л.137, 154.

60. Колчин М.А. Указ. соч. С.44, 161, 165.

61. Там же. С.165–166; ГААО. Ф.и-4. Архангельское губернское правление. Оп.10. Т.2. Д.46.

62. Колчин М.А. Указ. соч. С.44,165–166.

63. Там же. С.45–46, 117, 160, 165.

64. Там же. С.121, 160, 166.

65. Там же. С.128–130, 160–161; Мельников П.И. (Андрей Печерский). Очерки поповщины // Собрание сочинений в восьми томах. Т.7. С.445–447

66. Колчин М.А. Указ. соч. С.127–128.

67. Там же. С.41, 44, 127–128.

68. ГААО. Ф.и-29. Архангельская духовная консистория. Оп.5. Т.1. Д.1808. Л.1–3.

69. Колчин М.А. Указ. соч. С.160.

70. Там же. С.7, 130, 171; Соловецкий патерик. СПб, 1914. С.203–205.

71. Колчин М.А. Указ. соч. С.171.

72. Там же. С.133, 172–173.

73. Там же. С.134, 173–174.

74. Там же. С.133, 174.

75. Колчин М.А. Указ. соч. С.175; Фруменков Г.Г. Указ. соч. С.138.

76. Колчин М.А. Указ. соч. С.136.

77. Там же. С.136–137, 176.

78. Там же. С.137–141; Кожурин К.Я. Духовные учителя сокровенной Руси. СПб, 2007. С.280–287.

79. Юхименко Е.М. Старообрядческий центр за Рогожской заставою. М., 2005. С.41–43; Колчин М.А. Указ. соч. С.160–161.

80. Колчин М.А. Указ. соч. С.141–142.

81. Там же. С.14–16, 142.

82. Там же. С.160–161.

83. Максимов С.В. Год на Севере. Архангельск, 1984. С.146–154.

84. Пивоварова Н.В. Об одном эпизоде из истории борьбы с расколом в середине XIX в.: Судиславские моленные Н.А. Папулина и их судьба по документам Российского государственного исторического архива // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.): Сб. науч. трудов. Вып.3. М.,2004. С.363–364.

85. Бурдина Л.В. Старообрядчество в Костромском крае // Старообрядчество: история, культура, современность. М., 2000. С.218.

86. Колчин М.А. Указ. соч. С.15–16.

87. Там же. С.16.

© Хрушкая Л.Н.