Во второй половине ХХ в. музыкальная этнология выступила преемницей современных системно-структурно-типологических исследований, разработанных первоначально в лингвистике и семиотике. «Новации лингвистики послужили мощным толчком к обновлению всех дисциплин, изучающих культуру человека.

Сутью обновления было признание того, что культура – не только комплекс реалий, что в основе последних лежат скрытые неосознаваемые структурные модели. Поэтому всякое явление культуры двухслойно, имеет как поверхностную, так и глубинную структуры. Лингвисты назвали глубинный уровень структурных инвариантов «языком», а реализацию их в речевой деятельности – «речью». Чрезвычайное значение имело истолкование глубинных структур как систем знаков, важным было само понятие системы, заставившее отказаться от рассмотрения компонентов целого как независимых сущностей. Задачей науки стало не эмпирическое описание отдельных реалий культуры, а выявление их скрытых структурных моделей» (1).

Таким образом, каждое песнопение следует рассматривать как многоуровневую систему: «...когда музыкально-фольклорное произведение сочетает различные виды искусства (музыку и поэзию, музыку и танец), важно помнить, что в каждом случае мы имеем дело не с однородными явлениями, а с пересечением двух оппозиционных структур, все формы координации которых основываются на принципе единства противоположностей. Поэтому в каждом случае обе координированные на том или ином пересечении оппозиционные структуры должны быть моделированы раздельно, а любые их пересечения — как координации, доминирующая роль в которых может принадлежать то одной из двух самостоятельных структур, то другой» (2).

Достижения отечественной фольклористики в сфере анализа музыкальных систем модального типа позволяют опереться на выработанные ею важнейшие методологические установки.

Структурно-типологический метод позволяет упорядочить и систематизировать большой объем эмпирического материала, отделив в нем закономерные явления от случайных. В российском музыкознании данная методика разрабатывалась преимущественно в трудах этномузыкологов Е.В. Гиппиуса, З.В. Эвальд, К.В. Квитки, В.Л. Гошовского, Б.Б. Ефименковой и других. Автором настоящей доклада структурно-типологического анализа впервые применён в исследовании музыкально-певческой культуры старообрядчества. Это нашло своё отражение в целом ряде публикаций (3).

Метод структурно-типологического анализа использовался, во-первых, по отношению к музыкально-певческим текстам, при анализе их ритмической и звуковысотной организации; во-вторых, по отношению к корпусу музыкальных текстов конкретной локальной певческой традиции, которая в этом случае предстает как текст высшего порядка, также имеющий свои структурные уровни. Особые формы взаимосвязи этих уровней служат важным критерием при типологической классификации локальных певческих традиций.

Изучаемые мной песнопения, исполняемые устно, по «напевке», также следует рассматривать как тексты, координирующие словесные и музыкальные построения, которые относительно автономны и вступают в определённые взаимоотношения (как и в музыкальном фольклоре). Вместе с тем необходимо учесть, что песнопения по «напевке» принадлежат к письменной культуре, они зафиксированы графически, в отличие от фольклорных изустных образцов. Поэтому анализ структуры песнопений включает несколько уровней ритмической организации – словесного текста, напева, графики и всех форм их координации.

Согласно структурно-типологической методологии, после описания одной традиции как текста высшего порядка должно следовать её сопоставление с другими аналогичными музыкальными системами. С этой в научной работе должен использоваться метод музыкальной компаративистики, который позволяет сопоставить описанные певческие традиции не на уровне отдельных элементов, а на уровне их взаимосвязей.

Но кроме этого данный метод впервые был использован применительно к старообрядческой богослужебной культуре в целом.

Культуру старообрядческих общин Бессарабии характеризует типологическое единство. И, как уже отмечалось, общие черты липованской старообрядческой культуры обнаруживаются не только у старообрядцев Бессарабии, но и у их одноверцев к северу и востоку от Днестра и к юго-западу за Дунаем и Прутом, а также у переселившихся из Румынии в СССР старообрядцев, которые до настоящего времени называют себя дунаками (4). Некоторые общие черты этой липованской культуры видятся нам в следующем:

– общая самоидентификация: местное население, обычно принадлежащее к господствующей православной церкви, называет старообрядцев в Румынии, Подолии, Бессарабии или на Юге России липованами или пилипонами. Это стало и самоназванием русских старообрядцев в исследуемых местах;

– конфессиональная ориентация: белокриницкое направление господствует у старообрядцев-липован; за исключением прихода беспоповцев-поморцев в Единцах, приходы Бессарабии принадлежат к белокриницкой иерархии (за Дунаем в Румынии и у дунаков, переселившихся в Россию, сохраняются и приходы беглопоповского согласия, до 60-х гг. XX в. маленький беглопоповский приход был и в Бессарабии в Кили Одесской области Украины);

– отличия в богослужебной практике: с праздника Воздвижения до Благовещения липоване Румынии и дунаки совершают богослужения по ночам; липоване же Бессарабии отошли от подобной практики только после второй мировой войны, когда вошли в подчинение московскому Рогожскому центру;

– выборы священника: у всех липован до настоящего времени сохраняется правило всем приходом выбирать священника из своей среды; только в последнее время в Бессарабии от этой практики стали отступать (например, в Килие, Вилково и других местах);

– приходская трапеза: большую роль в жизни общины играют общинные праздничные обеды, которые устраиваются обычно около храма;

– храмовая одежда и внешний вид: в храмовой одежде бессарабских старообрядцев в настоящее время нет строгой определенности, но до войны было иначе – в приходах Бессарабии женщины носили сарафаны-шубки, какие сохраняются и в настоящее время у дунаков в России и липован в Румынии; женщины в бессарабских липованских приходах обычно завязывали платок «на узел», но в настоящее время под влиянием Рогожского центра устанавливается традиция закалывать платок «под булавку». О строгости в отношении к внешнему облику и храмовой одежде липованина мы можем судить по тому, что и ныне у дунаков бритых мужчин и подстригающих волосы женщин в храм не пускают, дунаки ходят в храм в национальной одежде;

– влияние соседей: дунаки и липоване Бессарабии нередко украшают свои храмы бумажными цветами, как у православных на Украине, в Молдавии и Румынии.

Итак, можно с уверенностью говорить, что липованская традиция в Бессарабии и за Дунаем едина. Исторические изыскания показывают и то, что в числе первых жителей ряда липованских поселений были выходцы с Дона – игнат-некрасовцы. Но насколько можно объединять культуры липован и некрасовцев, потомками которых часть липован себя считает и поныне? Многолетние исследования конфессиональной ориентации, книжности, церковного пения, богослужебной и внецерковной практики не только липован (к которым мы относим и дунаков), но и игнат-некрасовцев-турчан, выехавших из Турции (проживающих на Ставрополье), позволяют говорить о следующих особенностях этих ветвей в южной старообрядческой культуре:

– самоидентификация: сами некрасовцы хорошо отличают своих от дунаков и липован; кроме того – в Турции старообрядцев не называли липованами, а только казаками или игнат-некрасовцами;

– приходская трапеза: у турчан общинный обед «берут в дом» семьи прихожан, и аналогов этому мы не встречали; между тем общим для «турчан» и «липован» является обычай жертвовать в определенный для каждой семьи праздник в храм хлебы, вино, масло;

– у турчан-некрасовцев, так же как и у липован, до настоящего времени сохраняется правило всем приходом выбирать священника только из своей среды;

– храмовая одежда: национальный костюм, в котором продолжают ходить в церковь турчане-некрасовцы, значительно отличается от липованского, особенно у женщин, которые завязывают платок на голове «как у каначек» (местное выражение некрасовцев – то есть как у друзей-турок, живших с ними рядом в селе, «по- турецки»), головной убор украшается цветами;

– вместе с тем, украшать бумажными цветами храм у турчан-некрасовцев не принято.

Существует значительное количество отличий и в богослужебно-певческих традициях:

– у турчан принято только мужское пение; у липован Бессарабии и дунаков в последнее десятилетие стало вводиться женское пение; в Бессарабии женское пение стало вводиться после Второй мировой войны под влиянием Рогожского центра, и в настоящее время хоры в храмах смешанные;

– турчане вынуждены были оставить свои певческие книги в Турции, поэтому в настоящее время имеющиеся в общинах певческие памятники не отражают местной древней традиции; у дунаков употребляются издания Л. Калашникова, хотя и из Румынии привозят современные рукописные певческие книги; в Бессарабии после присоединения к Рогожскому центру стали распространяться печатные книги Л. Калашникова, а традиция переписывания певческих книг постепенно прекратилась;

– что касается крюковой грамотности, то приходится констатировать, что ныне у турчан нет знатоков крюковой нотации и традиция пения полностью устная; у дунаков, как и у липован Бессарабии, и ныне есть грамотные певцы;

– динамика исполнения у всех громкая, у липован порой форсированная;

– у турчан в пении можно наблюдать влияние греческого богослужебного пения; некоторые певцы и священники учились в греческой семинарии в Турции. Аналогов этому больше ни у кого нет;

– у турчан нет чистой монодии, в пении постоянно присутствуют элементы многоголосия, близкого по типу функциональному одноголосию, называемому ещё вариантной гетерофонией (линеарного склада, чуждого гомофонно-гармоническому строю). У липован больше чистой монодии, если и встречаются многоголосные фрагменты, то они по своей природе родственны многоголосию турчан. В Вилково, о котором чаще, чем о других населённых пунктах, говорят как о некрасовском поселении, ряд признаков свидетельствует о большом отличии церковного пения от пения некрасовцев-турчан. У липован Бессарабии после войны под влиянием Рогожского центра вводится монодия. Встречающиеся многоголосные фрагменты отличаются от аналогичных у турчан: как правило, это удвоение напева в терцию. Встречаются и вводнотоновые тяготения. Подобные нововведения – результат влияния уже не Рогожского центра, а церковно-певческой культуры соседей-украинцев и господствующей («никонианской») церкви;

– различия обнаруживаются и при анализе темпа богослужения – у турчан темп служения и пения не изменились со времени возвращения в Россию из Турции, у дунаков в последнее десятилетие наметилась тенденция быстрее служить и петь, то же стало входить в обиход в приходах Бессарабии. В то же время отдельные песнопения поются в Бессарабских приходах очень медленно (например, ектении в Вилково);

– по звукоизвлечению все южные приходы отличает пение открытым звуком, при этом тембр пения особенно отличается у турчан – он очень насыщенный, красивый;

– у турчан и липован есть специфические особенности чтения богослужебных текстов. В то же время у них нет дифференциации погласиц. В бессарабских приходах в настоящее время наблюдается влияние традиций чтения, принятых в российских старообрядческих общинах;

– наконец, при пении в Центральной России головщик клироса использует длинную указку, за которой обычно следят остальные певчие в храме; такая же указка используется в приходах Бессарабии и у дунаков, тогда как турчане-некрасовцы указкой не пользуются и отвергают её в категоричной форме.

Этот перечень сравнений и сопоставлений может быть продолжен, но все они приводят к заключению, что культура игнат-некрасовцев-турчан отличается таким своеобразием, что можно поставить под сомнение сам факт единства турецких игнат-некрасовцев с так называемыми «некрасовцами», переселившимися из-за Дуная (а по сути — липованами). Сложившаяся на базе одной донской казачьей монокультуры, культура игнат-некрасовцев претерпела, конечно, инонациональные влияния, но группы игнат-некрасовцев почти не пополнялись за счёт притока старообрядцев из неказачьих регионов. У липован история их развития складывалась иначе: как уже отмечалось, их культура явилась сплавом различных традиций русских переселенцев из Центральной и Южной России, включая казаков. И культурное развитие липованских центров Бессарабии за счёт инокультурных влияний не остановилось и ныне.

Примечания

1. Енговатова М.А., Ефименкова Б.Б. Звуковысотная организация русских народных песен в свете структурно-типологических исследований: Звуковысотное строение народных мелодий (принципы анализа) // Материалы науч.-практ. этномузыкологической конф. М., 1991. С.49.

2. Гиппиус Е.В. Общетеоретический взгляд на проблему каталогизации народных мелодий // Актуальные проблемы современной фольклористики. Сб. ст. и мат-лов / ЛГИТМиК – Л.: Музыка, 1980. С.26.

3. См. напр.: Денисов Н.Г. Стрельниковский хор Костромской земли. Традиции старообрядческого церковного пения. М., 2005; Смилянская Е.Б., Денисов Н.Г. Старообрядчество Бессарабии: книжность и певческая культура. М., 2007 и др.

4. Их общины существуют ныне в Краснодарском крае, Дагестане, Грузии и некоторых других местах.

© Денисов Н.Г.