Надев красно-синие спортивные костюмы с государственным гербом на груди, они приходили к дому, где жил Сергей Павлович Королёв, и тоже делали уборку. Завершив работу, пили чай на застекленной веранде, вели неторопливые разговоры. Виталий Севастьянов угощал пирожным польского космонавта Мирослава Гермашевского. И сообщил новость:

– Интересная история. Получил на днях письмо Циолковского. Неизвестное.

Вот что в нем было написано:

«1918 г. 23 окт. От Конст. Эд. Циолковского. Калуга, Коровинская, 3.

Многоуважаемый Александр Григорьевич. Тружусь на всех своих старческих парах над своей работой. Мысли о будущем общественном строе.

Работаю над всеми четырьмя частями сочинения. Налегаю больше на 3-ю часть: идеальный социалистический строй человечества. Россия будет входить сюда как часть.

Думаю, что это наиболее практическая часть труда, и потому я желал бы её первую окончить и передать в редакционное отделение Академии. Как вы думаете?»

Когда свершилась Октябрьская социалистическая революция, Константину Эдуардовичу было шестьдесят лет. Он уже давно написал и опубликовал работы, позднее принесшие ему всемирную славу и признательность человечества, указавшие путь в космос. Но, как и в юности, для многих окружающих его людей он оставался полунищим чудаком, неудачником, самоучкой, тратящим скупое учительское жалованье на сомнительные проекты.

Ему сильно мешала глухота. Но не она заставляла его говорить так: «Тяжело работать в одиночку многие годы при неблагоприятных условиях и не видеть ниоткуда ни просвета, ни содействия».

Его последняя из напечатанных до революции работ «Горе и гений» – это по существу обращение к будущему, к тому времени, когда «всякий получит даже то, о чём он и не мечтал ранее: много свободного времени, короткий обязательный труд, чистый воздух, здоровую пишу, гигиеническую и красивую одежду, обеспеченность детей, сколько бы их ни было, и т. д.». Циолковский даже сам был удивлен, как это ему удалось обнародовать сочинение «чисто коммунистического направления», объясняя публикацию лишь неразберихой военного времени.

И вот пришел Октябрь. 30 июля 1918 года Константин Эдуардович обращается в только что основанную Социалистическую академию общественных наук и просит поддержки. Свое положение он обрисовал так: «Нуждался; жил без прислуги; получал от 27-ми до 80 рублей в месяц. Теперь получаю пенсию в 35 рублей и не умираю с голоду только потому, что дочь служит в местном продовольственном отделе и получает 270 рублей».

За свои долгие десятилетия научных изысканий Циолковский не один раз обращался за помощью. Так и состарился, не дождавшись ее. И лишь под старость он получил ответ, который вселил в него надежду: «Социалистическая академия не может исправить прошлого, но она старается хоть на будущее оказать содействие вашему бескорыстному стремлению сделать что-нибудь полезное для людей. Несмотря на крайние невзгоды, Ваш дух не сломлен. Вы не старик. Мы ждем от Вас еще многого. И мы желаем устранить в Вашей жизни материальные преграды, препятствующие полному расцвету и завершению Ваших гениальных способностей».

Академия избрала Циолковского членом-соревнователем, установив ему денежное содержание – 300 рублей ежемесячно.

Таким образом это письмо, которое столь неожиданно оказалось в руках В.И. Севастьянова – свидетельство переписки Циолковского с Социалистической академией. А его конкретным адресатом был член президиума Социалистической академии общественных наук Александр Григорьевич Гойхбарг. Чуть позже, в 1921 году, он примет участие в подготовке известного постановления Совнаркома РСФСР о назначении К.Э. Циолковскому пожизненной повышенной пенсии. На протоколе об этом решении стоит подпись В. И. Ленина.

И все же следует еще раз подчеркнуть, что в октябре 1918 года Циолковского волновали мысли о лучшем общественном строе, и такое устройство он однозначно понимал как идеальный социалистический строй человечества. А лично его семейное положение в это время было таково: «Семья увеличилась: осталась без средств дочь с 3-мя маленькими внучатами, другая дочь убежала от голода из Питера. Третья, известная Вам, служит. Еще – сын и жена. Картошки маловато. Вот при каких условиях приходится работать», – писал он в письме.

Как видим, положение – хоть в Оку бросайся. Но откуда у него такой оптимизм, мысли о лучшем, идеальном обществе? Очевидно, что он чувствовал, что пришла власть, которая за народ, за трудящихся, за науку, хотя положение было трудное. Сам Ленин, выступая на объединенном заседании ВЦИК, Моссовета, фабзавкомов и профсоюзов в октябре 1918 года сказал: «... мы никогда не были в более опасном положении, как теперь». Вот в этом случае и Циолковский почувствовал себя частицей молодой Республики Советов, своего народа, для которого начался новый отсчет времени.

В том же 1918 году журнал «Природа и люди» приступил к публикации повести Циолковского «Вне земли». Она о работе ученых разных стран в космосе. И действие её отнесено к 2027 году, к столетию Октября. Характерно, что персонажи повести названы именами ученых прошлого: Галилей, Ньютон, Франклин, Лаплас, Гельмгольц. А русский автор проекта космического корабля – Иванов. Некоторые исследователи полагают, что этим псевдонимом Циолковский замаскировал себя.

Письмо это попало в руки профессору А.А. Космодемьянскому, специалисту в области ракетной техники и биографу К.Э. Циолковского. Прочитав его, он сказал: «Он! Весь он тут, Циолковский! Вера, мужество, ум... Поразительной зоркости был человечище...»

Перед тем как разъехаться с субботника в саду С.П. Королева по домам, Виталий Севастьянов подвел итог: «Чудно как-то получается. Мы, космонавты, на субботнике... Чаепитие на веранде дома С.П. Королева. И вдруг – послание от Циолковского. Как будто все заранее придумано. Видимо – самой жизнью, революцией.

(©Сальников Н. Письмо от Циолковского // "Знамя" 1997. №118)