Отшумела осень, а вместе с ней отошли в историю очередные XXXI Чтения К.Э. Циолковского. Как всегда, на них прозвучало множество выступлений по самому широкому кругу вопросов.
Гвоздем программы Чтений на этот раз, на мой взгляд, стал симпозиум «Мифы и легенды о К.Э. Циолковском». Необходимость разговора на эту тему назрела давно. Уж очень много спорных вопросов накопилось у историков и специалистов.
Однако полемика, и причем острая, развернулась в основном вокруг книги А.Л. Чижевского «На берегу Вселенной. Годы дружбы с К.Э. Циолковским», изданной в 1995 году. Мнения о ней разделились.
Одни утверждали, что воспоминания А.Л. Чижевского – плод его богатого воображения, дающие искаженный образ К.Э. Циолковского, и к ним серьезно относиться не следует.
Другие стояли на том, что мемуары А.Л. Чижевского заслуживают, наоборот, серьезного внимания и изучения, как своеобразный источник для понимания личности К.Э. Циолковского, самого автора и эпохи, в которой они творили.
Как и ожидалось, дискуссия получила отклик и продолжение и на страницах периодических изданий.
Я с большим вниманием прочитал статью В. Шапкина – нашего «космического» журналиста, касающуюся новой книги А.Л. Чижевского, и разделяю основные положения его отзыва. Как всегда, своевременно и конструктивно выступил в «Вестях» Ю. Зельников, призвав видеть главное в мемуарах и не разделять ученых, которые в жизни с большим уважением относились друг к другу.
Но вот недавно в мои руки попала газета Московского авиационного института «Пропеллер» с мерзопакостной статьей С. Александрова «От Мюнхаузена до Геббельса». Я вспомнил этого молодого человека, аспиранта Института истории естествознания и техники. На философской секции он зачитывал доклад отсутствующей на Чтениях Т. Желниной. Доклад вызвал множество вопросов, замечаний и возражений. Александров мог бы не отвечать на них, поскольку доклад-то не его, но он с потрясающим апломбом начал «бодаться» с «зубрами» философской секции. Это было забавное и неприятное зрелище!
И вот теперь он решил подвести итоги калужской дискуссии. Тема другая, но наглый и самоуверенный тон, безапелляционные оценки присутствуют и в этом его печатном материале. В своем глумлении над памятью выдающегося ученого А.Л. Чижевского он заходит настолько далеко, что недвусмысленно намекает на его духовное родство с небезызвестным бароном и пропагандистом №1 фашистской Германии.
Я не стал бы касаться этой дурно пахнущей продукции, если бы благодаря некоторым «доброхотам» она не появилась у нас в Калуге. Как старейший сотрудник музея считаю своим долгом высказаться по наиболее спорным моментам, возникшим на симпозиуме. У меня нет проблем с выбором. Как К.Э. Циолковский, так и А.Л. Чижевский для меня одинаково дороги и почитаемы. И я не могу без возмущения относиться к тому, что одного из них под видом критического анализа дискредитируют, нанося моральный ущерб.
Совершенно прав философ Л. Голованов, квалифицируя сегодняшние наскоки на А.Л. Чижевского как «хлестаковщину» и «отрыжку застойных времен», от кого бы они не исходили – от молодых аспирантов, стремящихся обратить на себя внимание любой ценой, или же от так и не прозревших ветеранов.
Чтобы понять причину нетерпимого отношения к А.Л. Чижевскому некоторых представителей науки, надо знать, что в своё время было многое сделано для компрометации его как ученого и гражданина, отделению его от К.Э. Циолковского. «Враг народа», «мракобес», «шарлатан» – так клеймили когда-то А.Л. Чижевского в печати. А.Л. Чижевский пишет, что официальный биограф К.Э. Циолковского Б.Н. Воробьев, через которого проходили практически все публикации трудов великого ученого и книг о нём, вычеркивал его имя, даже если оно значилось в текстах К.Э. Циолковского. И это была сущая правда. Достаточно заглянуть в старые издания. Или вот более доступная книга о К.Э. Циолковском, изданная в 1970 году, «Впереди века». Обратимся к статье «Мировой приоритет К.Э. Циолковского». Авторы её Н.Г. Белова и Е.К. Страут, цитируя А.Л. Чижевского, много раз упоминая изданный по его инициативе и с его предисловием труд К.Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство», ухитряются при этом ни разу не назвать имени А.Л. Чижевского. Что это? Продолжение заговора молчания, боязнь, позиция?
Неужели авторам неизвестно было, что еще 5 лет назад специальная комиссия АН СССР, изучившая наследие А.Л. Чижевского, вынесла заключение, что он является основателем ряда новых направлений в науке. Под этим заключением стояли подписи академиков Б.М. Кедрова, В.В. Ларина, А.Л. Яншина, многих докторов наук, космонавта Б.Б. Егорова. Еще раньше (в 1962 году) Верховный суд СССР реабилитировал ранее судимого А.Л. Чижевского, то есть восстановил его доброе имя. Но все это нашим ученым историкам, как видно, не указ.
Слава Богу и демократам: прошли времена запретов неугодных ученых, философов, политиков и монополии на истину. Однако синдром отрицания научных заслуг А.Л. Чижевского оказался живуч и нет-нет да и проявляет себя на новом историческом этапе. Главный критик А.Л. Чижевского в Калуге Т.Н. Желнина, заведующая отделом музея истории космонавтики, считает его не учёным, а всего лишь талантливым популяризатором науки. О каком объективном отношении к Чижевскому и его заслугам можно говорить при таком концептуальном подходе? Татьяна Николаевна всегда отличалась самостоятельностью и оригинальностью мышления. На моих глазах выросла в незаурядного исследователя истории космонавтики, ведущего биографа К.Э. Циолковского. Но, как говорится, «на каждого мудреца довольно простоты». Знание множества фактов и событий еще не гарантирует их верной оценки. Трактовка их во многом зависит от позиции исследователя – гражданской, мировоззренческой, нравственной. Мы все живем в одной стране, в одно время, но по-разному его ощущаем и оцениваем. Если уж в точных науках, где дважды два – четыре, учёные не всегда приходят к согласию, то, что говорить о гуманитарной сфере. Здесь очень большой простор для манипуляций и произвольных выводов.
Т.Н. Желнина утверждает, что А.Л. Чижевским изображён в книге кто угодно, но только не Циолковский?! Вот так! Константин Эдуардович узнавал себя в очерках и статьях Чижевского о нём, опубликованных в 20-е годы в газетах и журналах, и отмечал его как одного из лучших своих пропагандистов, а вот Татьяна Николаевна не узнает... Она уверена, что лишь старательное прочесывание архивов позволяет дать единственно правильное представление о жизни и деятельности великого ученого. Но ведь биографии, написанные в таком жанре Б.Н. Воробьевым, А.А. Космодемьянским, А. Арлазоровым, С.И. Самойловичем, уже есть. Будут, очевидно, и еще такие же, более или менее полные.
«Жизнь Константина Эдуардовича, его творчество, его мечты, источники его душевных сил – все это несравненно сложнее, тоньше и глубже, чем думают об этом его официальные биографы, ценители его трудов, изучавшие его жизнь издалека, по документам», – пишет А.Л. Чижевский. И он стремился раскрыть прежде всего внутренний облик К.Э. Циолковского на основе живого, систематического общения с ним на протяжении многих лет.
Да, мемуары А.Л. Чижевского не могут служить абсолютно достоверным источником, как и любое воспоминание. В них неизбежны неточности, спорные суждения. Подобно тому, как Солнце без пятен не бывает, и он мог в чём-то заблуждаться. Задача историков находить эти «пятна», понять их «природу», а не устраивать из-за этого вселенский скандал.
Суровая правда жизни, показанная в книге А.Л. Чижевского, и прежде всего жизни в науке, очевидно, покоробила некоторых жрецов науки. И этого следовало ожидать. С.П. Королев, читавший рукопись книги, отказался «подмахнуть» отрицательный отзыв на неё. Он советовал А.Л. Чижевскому сократить ее и убрать «некоторые божественные имена», да и Ветчинкина можно пробрать не более раза, чтобы на книгу и ее автора не обрушились начетчики.
«Я же писал о К.Э. Циолковском так, как было на самом деле. Без показухи. Теперь же (1963 г. – А.М.) показуха самое важное...» – из дневника А.Л. Чижевского.
Т.Н. Желнина отрицает содержание некоторых бесед А.Л. Чижевского с К.Э. Циолковским, не отраженных в его опубликованных и рукописных материалах. Это её право. Но почему следует считать, что все свои мысли К.Э. Циолковский обязательно фиксировал на бумаге? Почему он не мог поделиться своими сокровенными мыслями с Чижевским, которого ценил и к мнению которого прислушивался?
А.Л. Чижевский был прекрасным художником слова, его книга читается как захватывающий роман, но в основе ее – реальные факты и события. Ему, прожившему яркую насыщенную жизнь, не надо было ее приукрашивать. Он гордился дружбой с К.Э. Циолковским, и разве можно за это его упрекать.
Своё мнение о книге А.Л. Чижевского высказала и внучка К.Э. Циолковского М.В. Самбурова. Она признала, что А.Л. Чижевский в начале 1960-х годов не раз приезжал к её маме – дочери Константина Эдуардовича Марии Константиновне, что он был очень внимателен к ней, ходатайствовал и добился повышения ей персональной пенсии, насколько мог облегчал ее страдания. У нее был полиартрит, и он привозил к ней известного врача, выхлопотал ей сиделку.
Вместе с тем она отрицает, что М.К. Циолковская могла написать какой-либо отзыв на книгу воспоминаний А.Л. Чижевского (он цитировался Л.Т. Энгельгардт) по причине болезни рук. Довод, казалось, неопровержимый... и все-таки, несмотря на больные руки, Мария Константиновна писала еще в 1962 году. Именно в этом году она написала отзыв на книгу А.Л. Чижевского и свои воспоминания об отце. Фрагменты последних можно увидеть сегодня в музее на выставке «Дому-музею К.Э. Циолковского – 60 лет». Почерк своеобразный, но разобрать можно. Но особенно поразила меня М.В. Самбурова тем, что «Чижевские были аристократы и бедного Циолковского на порог не пускали». И ведь кто-то поверил в это!
Да, А.Л. Чижевский был не рабоче-крестьянского происхождения. Его предки, как по линии отца, так и матери владели поместьями, были на службе у царя и были богаты. Но как-то не поворачивается язык назвать его отца – Леонида Васильевича Чижевского, боевого генерала, ученого-баллистика, Героя Труда РККА, – барином, господином. О нём можно было бы многое рассказать, но я позволю себе лишь один штрих, характеризующий этого замечательного человека. Провожая сына в первый раз в гимназию в коляске, запряженной лошадьми (Чижевские жили тогда в Гродненской губернии за городом), он сказал сыну: «Шура, я советую тебе не подъезжать к самой гимназии, а выйти из экипажа раньше: ведь там учатся разные дети, среди них есть и бедные. Благороднее и лучше особенно ничем не выделяться».
Кроме того, у Леонида Васильевича было о чем поговорить с К.Э. Циолковским. Это был изобретатель, инициатор использования пороховых ракет на Галицийском фронте. И я думаю, что Циолковский должен был оценить такого собеседника. Взаимной симпатии способствовало и то, что предки и К.Э. Циолковского и Л.В. Чижевского были выходцами из Польши. Все-таки одной крови. Ко всему прочему Циолковский тоже не был плебеем и имел дворянское происхождение, а уж по духу-то он был аристократом самой высокой пробы.
И я просто не могу себе представить, чтобы Чижевские – отец и сын – сторонились Циолковского, относились бы к нему с высокомерием. В этой семье уважали и ценили знание, изобретательность, духовность. Напротив, и об этом свидетельствует такой случай, получивший отражение в письме А.Л. Чижевского К.Э. Циолковскому:
«Дорогой Константин Эдуардович! Я страшно сердит за то, что Вы были у меня на крыльце не обождали моего прихода... Я рву волосы на голове, что принудил Вас сделать такой громадный конец... Экая беда и досада случилась сегодня, что и подумать страшно!!!
Отчего вы не остались подождать меня?»
Тут следует также отметить, что Октябрьская революция во многом уравняла людей. Чижевские и Невиандты лишились своих поместий в Смоленской и Брянской губерниях. О.В. Лесли-Чижевская не от хорошей жизни занималась шитьем веревочных тапочек, а Александр Леонидович писал картины на продажу, которые обменивались на рынке на продукты, и носил костюмы, перешитые Ольгой Васильевной из отцовских мундиров.
«Они были разные люди – утверждает М.В. Самбурова, – и потому не могли быть друзьями». Да, К.Э. Циолковский и А.Л. Чижевский были во многом разные люди. Каждый из них был яркой индивидуальностью со своим жизненным опытом и шёл своим путем в науке.
«Наши научные интересы имели одну точку соприкосновения, одну, но какую! Он изучал Космос и теоретически строил космические ракетные корабли, я – влияние на нас космоса и воздуха, которым мы дышим», – отмечает А.Л. Чижевский.
Вот эта «одна точка» и стала той благодатной почвой, которая на долгие годы сблизила двух учёных и способствовала их плодотворным контактам. Почему же их нельзя назвать дружественными? Кого это обижает? А.А. Штернфельд, никогда не встречавшийся с К.Э. Циолковским, и которого связывала с ним только переписка, отмечает, что «между нами была атмосфера дружбы», и это никто не опровергает. Наш земляк, ученик К.Э. Циолковского, а впоследствии доцент Ленинградского педагогического института А.Н. Суровцев пишет в своих воспоминаниях: «Константин Эдуардович умел дорожить дружбой и был предан своим друзьям. Вспоминается такой случай с А.Л. Чижевским, с которым Циолковский дружил длительное время...»
Не буду утомлять читателей подробностями... Просто важно отметить, что знающий цену словам кандидат филологических наук А.Н. Суровцев не случайно употребляет слово «дружба», когда речь идёт о взаимоотношениях К.Э. Циолковского и А.Л. Чижевского.
Воспоминания АЛ. Чижевского о К.Э. Циолковском пронизаны огромной любовью и уважением к своему старшему другу и учителю, и напрасны потуги его неблагожелателей и скептиков бросить тень недоверия на их автора и представить его мифотворцем.