Я, Узяков Ракиб Абубакирович, родился 4 февраля 1926 года в семье крестьянина-середняка в татарском ауле Южного Урала в селе Тукай Шарлыкского района, впоследствии переданного в административное подчинение Александровского района Оренбургской области.

У нас, у восточных народов, принято знать о своем роде не менее чем до пятого колена, но мы, живя в советское время, этой древней традиции не то, что не придерживались, в большинстве случаев теряли близких родственников. К счастью, родители наши: отец Абубакир Ахметшич Узяков (1879-1959) и мать Гатия Гатаувна (1883-1955) — передали нам сведения о наших предках в третьем-четвертом поколении.

Наш дедушка Махмуд Узяков перевез свою семью из старого села Тукай, что под Уфой, на новые земли в Оренбургском крае после подавления татарско-башкирских восстаний, пылавших в 1734-1735 гг. на Южном Урале, где жили башкиры и татары.

Часть населения Уфимского уезда, не участвовавшего в восстании против русского царя, за верность царскому правительству из рук императрицы Анны Иоанновны получили в дар новые земли и были освобождены от ясака. На месте башкирского поселения Нагайбак была построена крепость, где первым воеводой стал В.С.Суворов (отец генералиссимуса А.В.Суворова).

В 1812 г. в русской армии против французских войск Наполеона служили нагайбаки (крещенные татары), башкиры и татары, о чем свидетельствуют песни татар периода Отечественной войны 1812-1813 гг.

Оренбург основывался трижды. Сначала родился в 1735 г. как крепость у слияния в реку Яик (Урал) реки Орь (отсюда название г.Орск). Через пять лет заложен был заново — ниже по Яику на Красной Горе (первый город был назван Орской крепостью, а ныне это промышленный титан Орск). Через еще три года (в 1743) он встал на новом месте, теперь уже окончательно. Долгое время Оренбург считался главной крепостью пограничной линии: Троицк (Челябинской области) — Орск (Оренбургской области) и центром Оренбургской губернии и казачьего войска и Уфимского наместничества, позже генерал-губернаторства, а с 1868 г. — местопребыванием губернатора Тургайской области, а в 1920-1925 гг. — столицей Киргизской АССР. С 1934 года стал административным центром Оренбургской области. В 1938-1957 гг. Оренбург стал называться Чкаловым, в честь погибшего героя летчика-испытателя Чкалова. Здесь, в Оренбургской далекой губернии отбывали наказание поэты и «петрашевец» Александр Плещеев, композитор Александр Алябьев, собирал материал для своей книги о Е.Пугачеве Александр Пушкин и еще много знаменитых писателей. Родился в этом крае поэт-патриот Муса Джалиль.

Наш род по отцовской линии был из потомственных хлеборобов. И когда наши предки из своих исконных земель уезжали на новые, даренные Императрицей Анной Иоанновной, земли, остававшиеся на родных пепелищах родственники и сельчане, были против и всячески отговаривали отъезжающих не уезжать, пугая набегами киргизов и насилием над татарами императорских «свирепых» войск. Но наш предок Махмуд, якобы избранный старостой и ставший во главе каравана, успокоив всех, дал команду трогаться в путь, прочитав прощальную молитву. В памяти наших родственников сохранилась легенда, что провожающие свое противление отъезжающим выразили тем, что в конце молитвы провели по лицу не ладонью руки, как принято в исламе, а тыльной ее стороной — знак крайнего несогласия. Этот знаменательный поступок до сих пор хранится в памяти народной.

На средства, отпущенные царским правительством, новоземельцы тукаевцы приобрели лес и другие стройматериалы и срубили себе добротные крестьянские избы под горой Картузтаум (Картуз – гора) возле речушки Бурлек.

У дедушки Ахматши и бабушки Гизилнур Узяковых родилось девять детей. Наш отец Абубакир был четвертым по счету. Надо сказать, что дедушку и бабушку помнили наши самые старшие брат Гумер и сестра Накия. Надо здесь отметить, что все в нашем роду были долгожителями. Наш отец прожил до 80 лет, его сестры, наши тетушки доживали до 90 и свыше лет.

Наш папа призван в армию на службу в составе оренбургских казаков, нагайбаков, башкир и татар в самом начале ХХ века и служил до конца 1905 года в г.Золотоноша Полтавской губернии. Оренбургских парней-казаков определили в I-й эскадрон I-го драгунского кавалерийского полка 2-го пажеского кавалерийского корпуса. Папа нередко в часы досуга рассказывал нам о своей службе в этом украинском прославленном писателем Н.Гоголем городе и хорошо и чисто пел хохляцкие песни, как «Гоп, мои грчаники, гоп, мои милы…», «Ой на горе там жнецы жнуть, ой, на горе там жнецы жнуть. А по пид горою, яром долиною, козаки идуть…» (Про атаманов Сагайдачного и Дорошенко, что променяв жинку на табак и люльку…) — мое первое знакомство с украинской песенной культурой, полюбившейся еще лет с трех-четырех…

До сих пор в памяти его рассказ о первых днях службы: «Через некоторое время, когда нас обмундировали, распределили по подразделениям, учили ходить строем, вытягивая носки вперед и стоя в строю «есть глазами начальство» — «их превосходительства и высокопревосходительства». Командир корпуса — генерал прибыл в наш полк на смотр. Генерал шел вдоль строя, всматриваясь в лица новобранцев, которые до комичности старались и выпучивали глаза на генерала и его свиту.

В свите за старшими офицерами шли выхоленные блестящие молодые офицеры, перетянутые портупеями и с шашкой на боку и … в белых перчатках и франтовато закрученными усиками. Среди свиты шел и наш командир эскадрона. Проходя мимо на в строю, наш, почему-то, глянул на меня и… неожиданно улыбнулся мне. Не знаю как получилось, но я тоже улыбнулся ему в ответ. Этот «инцидент» заметил рядом с ним идущий офицер, тоже комэск, и что-то проговорил криво усмехнувшись. Тогда «наш» несколько отступив от свиты подошел ко мне и… влепил мне зуботычину. Дескать, умей держать дистанцию(!).

Правда он, как я предполагал, не стал ко мне относиться с пристрастием, а, наоборот, еще более приблизил к себе, взяв меня к себе денщиком и коноводом. Видимо, он сразу приметил меня тогда молодого красивого и удалого, любящего смотреть и ухаживать за своим конем. Он, можно сказать, полюбил меня за исправную службу, за уход за его конем и содержанием сбруй в полном и безупречном порядке и за свою сноровку в джигитовках и других видах упражнений на коне. В связи с Русско-японской войной на Востоке, революционными событиями 1905 года, я вернулся домой только в конце 1906 года и впрягся в работу по выращиванию хлеба на своем оренбургском черноземном наделе земли.

Старший брат Хурамша тоже вернулся из Дальнего Востока, где воевал против японцев и получил ранение в руку. Родители наши мне приглядели уже невесту, но мне нравилась другая — сирота пятнадцатилетняя Гатия из рода местных мусульманских духовников-мулл. Я ее полюбил за ее красивый как колокольчик звенящий голосочек и за умение петь песни, за что е прозвали в селе «соловушкой». Я родителям сказал, что буду жениться только на Гатие, несмотря на то, что у нее у самой ничего нет своего и живет как прислуга. Родители ее умерли, и ее взял к себе на воспитание дядя. Весь свой род, она ваша мать, не взлюбила за скаредность и отношение к ней сироте.

Недолго противились мои родители и дали согласие на мою женитьбу на любимой моей девушке, с которой мы нажили 13 детей в любви и согласии всю жизнь…»

Правда, до Великой Отечественной войны дожило только восемь из тринадцати. Остальных взял к себе Господь в трудные голодные годы и из-за болезней.

Отец рассказывал, как они с братом Хурамшой с яростью и желанием работали на земле, приучая работать и старших детей: Гумера, Накию, Зуфара, Мустакима, родившихся еще в дореволюционную пору соответственно в 1908, 1910, 1912, 1916 гг. Их уже нет, а кто-то и мог бы быть, но война забрала братьев, а сестра, осталась вдовой (муж Ахмет тоже сложил голову на поле битвы) с тремя детьми.

Все они окончили учебные заведения и стали преподавателями-педагогами и просветителями, а на фронте: Гумер — старший офицер, начальник штаба части, погиб на Курляндском полуострове (Латвия) 5 марта 1945. Обидно и несправедливо! Зуфар — старший лейтенант или капитан, командир саперной роты потерял ногу, вернулся домой, умер. Мустаким — политрук подразделения, погиб 3 октября 1942 года под Мясным Бором, похоронен в райцентре Чудово.

Я, опережая события, решил написать о братьях, хотя у них были достоинства и на поприще педагогической работы. Об этом в ходе дальнейшего повествования.

Папа рассказывал нам о старших, что они все были положительными во всем. В селе среди ребят пользовались признанием в развитости, были смелыми, честными, в работе горели и старались делать все исправно и быстро, чтобы не быть на зубах сельских злых и едких пересмешников, а коли такой найдется смельчак, то быстро его остужали. Умели постоять за себя. Поэтому дела семьи шли исправно, особенно в годы НЭПа, когда разрешалось предпринимательство, и сила их как раз пришла в эту пору. «Мы с братом Хурамшой слыли в селе исправными хозяевами, — говорил отец. — Мы заменили соломенную крышу в избах и покрыли их железом. Построили добротные хозяйственные и скотные помещения, конюшни для лошадей, амбары и птичники, так же приобрели зерноочистительные машины, за что, правда, жестоко поплатились мы с братом впоследствии.

А пока, по мере роста сыновей, мы с матерью вашей одного за другим отправляли их на учебу: Гумера в Челябинск, Накию в Оренбург, Зуфара в Орск, Мустакима в Ульяновск — всех в педагогические учзаведения, что вызвало зависть и ревность даже у сельского муллы. Он как-то на вечерней молитве в мечети при всех решил поддеть меня.

— Абубакир, скажи-ка нам, почему ты, посылая своих детей учиться в русские учебные заведения на стороне, делаешь их отступниками от ислама. Ведь они там совсем обрусеют и забудут дорогу в мечеть. Неправедное это дело, мусульманин…

— Хазрет, — обратился я к нему, — странные вещи ты говоришь мне здесь при сельчанах. Так я отвечу на твой вопрос. Скажи, сколько веков вы — служители мечети — держали в страхе Божьем и невежестве, лишь бы наши дети, да и мы сами не вырвались к свету и зажили по-человечески… Ну а ты сам, Хазрет, ханжествуешь, обвиняя, чуть ли в сотворении великого греха, а сам посылал сына своего (теперь уж не помню, кого из детей он назвал — Р.У.) учиться не куда-нибудь, а в Петербург. Как же это понимать, Хазрет? Вам можно, а нам темным нельзя! Темным народом легче управлять?! Мулла смутился и завершил вечерний намаз и все стали расходиться…»

Это запало и мне в память и я тогда понял, что отец наш, хотя и был светски не образован, но Коран и письменность на арабском алфавите знал прекрасно и не боялся высказать свою точку зрения любому.

… До 1929 года наша семья жила, можно сказать, хорошо. Тут на сцене жизни появилось второе поколение детей, доживших до наших дней: сестры Маузюда (1924 г.), Ракиба (4 февраля 1926 г.), Ракиб (4 февраля 1926 г.) и Рашид (1928 г.). К великому горю нашему моя сестра, с которой мы двойня-близнецы, в 2002 году приказала нам всем долго жить. Ветеран тыла. Образование высшее, окончила Самаркандский госуниверситет. Преподаватель русского языка и литературы. Член КПСС, завуч средней школы в Ташкенте.

Период коллективизации, как катком, прошел по нас. Но папа, как всегда, поступил мудро, послушав старших братьев, немедля вступил в колхоз и сдал всю живность туда. Братья, учась в светской школе, проходили уроки политграмоты и ленинизма и понимали, чем обернется эта грандиозная компания, которая до сих пор вызывает споры о себе, выказавшая и свои положительные черты в период жестоких испытаний во время нападения на нас гитлеровской Германии. А другая сторона, это ликвидация самых сильных и рачительных хозяев земли и ссылка их «в края не столь далекие», откуда многие из них не вернулись в родные края.

Отец под вой женщин и малых детей моего младенческого возраста сам с братьями вывел со двора всю скотину: коров, бычков, лошадей — и отвел на отведенное под колхозный двор место и, плача, вернулся в опустевший широкий и просторный двор. Папа, получив статус крестьянина-середняка, превратился в колхозника.

А судьба дяди Хурамши — старшего брата папы — оказалась трагичной. Он, имевший больше живности во дворе и зерна-хлеба в закромах, попал с еще одним бедолагой в разряд кулаков и выслан в Архангельские леса, где и сгинул бесследно. А наш отец так и носил в графе «социальное происхождение» звание «середняк», перешедшее и в наши биографии и анкетные данные во время вступления в партию ВКП(б).

В России из-за климатических катаклизмов: засуха, вымерзание хлебов на корню и других явлений, — часто случались гибельные голодные годы. В советское время особенно памятными были 1921 и 1933 годы. В литературе они хорошо описаны и отражены, например, у Неверова А. в книге «Ташкент — город хлебный». В 1921 году наша семья потеряла от голода одного ребенка, а в 1933 — двух полуторагодовалых близняшек Зумрат и Зубаржат. Дома, из детей малых, остались мы, четверо. Старшие братья уже взрослые были кто, где на стороне. Брат Гумер преподавал математику в Магнитогорской области, Зуфар служил в пограничных войсках на самой южной точке территории СССР — Кушке, борясь с афганскими диверсантами, переправлявшими из Афганистана через Таджикистан наркотики в разные области Советского Союза. А после окончания службы стал работать директором средней школы нового голодностепского зерносовхоза «Ударник» на станции Ломакино Зааминского района Самаркандской области Узбекской республики.

А у нас в Оренбургской области в нашем селе Тукай от голода в колхозе пало все поголовье скота. Мы в семье тоже голодали. На всю долгую зиму муки было не больше двух с половиной мешка, которую мама оберегала от нас детей, чтобы не поели ее в сыром, невареном виде. Варила только из муки затируху постную, или на юшке, где варилось мясо падшей лошади или крупного рогатого скота. Что это было за мясо догадаться нетрудно: кости и на них слизистое синее мясо.

В 1933 году зима выдалась холодной. Как и предсказывал наш папа, кругом свирепствовал «кытлык» — «мор» в переводе на русский язык. Отец беспрестанно молился, прося Аллаха защитить детей и не дать никому умереть. Он рассказывал потом нам, как в тот засушливый и неурожайный год вымели все амбары и сусеки, чтобы «выполнить» план хлебозаготовки, но сдавать было нечего. Приближался голод. Отец, не видя выхода, решил уехать в Узбекистан, чтобы и нас летом, если останемся живы, вывезти в хлебный край. В памяти осталась жуткая картина прощания отца с нами. Обнимая на прощание опухшую от голода сестренку Ракибу, он, плача, говорил: «Даст ли Бог увидеть тебя живой?»

К счастью, нам соседи и родственники не дали умереть, помогли выжить. Летом приехал брат из Ташкента и вывез нас в Самаркандскую область Узбекистана в зерносовхоз «Ударник». Здесь мы попали как бы в рай, где был и хлеб, и фрукты, и молоко.

В 1934 году, не зная русского языка, мы, дети, попали в русскую школу и как-то сразу стали постигать учебу.

В 1941 году, кончив 7 классов, думал пойти учиться дальше, но помешала война. Дирекция совхоза послала пятнадцатилетних учиться на курсы трактористов-комбайнеров. Так началась трудовая жизнь.

1. Окончившего Нарынский учкомбинат Наманганской области, 29.03.1942 назначили трактористом-комбайнером зерносовхоза «Ударник» на отделение №4. Попал в бригаду комбайнера Свирида Ивановича Крикунова. Суровый закон военного времени заставлял работать от зари и до зари. Фронту нужен был хлеб. Поблажек ни малым, ни старым не допускалось. Но молодой организм втянулся в жесткие условия работы.

2. В соответствии с Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) и Приказа Наркомсовхозов СССР от 09.01.1943 года меня в составе большой группы механизаторов Узбекистана направили на работу в освобожденные от немецко-фашистской оккупации районы Ставропольского края. Приказ 06.02.1943 г.

3. Зачислен трактористом-комбайнером Хабезской МТС Черкесской автономной области. Мы вместе с одногодком Васей Пружаниным попали в аул Эльбурган, где жили люди народности абазины. Хоть и не во время, сбылась моя детская мечта попасть на Кавказ, воспетый любимыми поэтами и писателями: А.Пушкиным, М.Лермонтовым, Л.Толстым, М.Горьким и др. Работали на горных плато, откуда был виден сказочно красивый Эльбрус. Работали, не зная усталости. Мои 4 брата воевали, и им требовался на фронте хлеб. Это сознание вдохновляло меня трудиться, не зная усталости. Мне после войны эльбурганцы писали: «Удивительно, как два 16-17-летних парня на двух тракторах колесных СТЗ и комбайне «Коммунар», и молотилке 1100 успевали делать все вдвоем, когда в мирное время на тех же полях работала бригада на 18 единицах гусеничных тракторов и других механизмов.

4. 14 мая 1944 г., когда нам исполнилось по 18 лет, мы с другом-белорусом Василием Пружаниным получили из военкомата повестки и были призваны в ряды Красной Армии. Попали в 334 запасной полк, что дислоцировался в городе-Герое Сталинграде, где на полевой площадке возле полка были выставлены военные трофеи фашистской армии, с которыми мы в скором времени должны были встретиться непосредственно и поражать их своим оружием и умением. Ровно через месяц, после интенсивной боевой подготовки, а в перерывах еще и работы (разбирали погнутые и искореженные конструкции первенца советской индустрии Сталинградского тракторного завода (СТЗ) и расширяли улицы лежащего в руинах города), маршевый полк был направлен на фронт. Куда? Об этом мы узнали только в товарных вагонах-теплушках воинского эшелона.

5. Проехав по ж.д., по городам и весям от Сталинграда до Львова (Карпаты), мы — воины видели, что сделали фашистские орды с нашей Родиной. Не было ни одного города, села, станицы или хутора не разбитого, разбомбленного и сожженного. Только одни крепко сложенные печные трубы печально и гордо стояли посреди сожженных и порушенных изб и украинских хат, служа напоминанием о зверствах гитлеровских палачей. Эти картины кровавого злодеяния фашистских орд на нашей земле, как каленым железом будто остались прижжены в памяти навечно, и я ношу тяжким и кровавым грузом в мозгу моем до смерти, вместе с образами моих четырех братьев, с которыми мы держали фронт от Балтики до Карпат.

Брат Гумер (1908 г.р.) — начальник штаба части погиб в Латвии на Курляндском п-ве 5 марта 1945 г.; Зуфар — командир саперной роты, потерял ногу под Воронежем; Ахмет — командир пулеметного взвода, воюя под Ленинградом, пропал без вести; Мустаким (1916 г.р.) погиб под Новгородом, будучи политруком батальона. Все они имели самую мирную специальность — учителями школ, директорами и завучами.

Я же, самый младший из воевавших братьев, попал на Карпатско-Дуклинскую операцию по изгнанию кровавых оккупантов из славянской Словакии и в качестве полевого связиста-телофониста 211 стр. дивизии I-го Укрфронта, впервые встретился с врагом. Когда я тянул телефонный кабель от штаба стрелкового полка до КП комдива 211 дивизии, я вдруг услышал чужую немецкую речь впереди себя. Откуда это, ведь это не передовая, а тыл?! Значит немецкий десант просочился в тыл и теперь окружает штаб полка. Раздумывать некогда. Силуэты «фрицев» уже маячат впереди меня. Быстро сняв телефонную катушку с кабелем со спины, я с автоматом ППШ залег под кусты и стал ждать, думая, что это мне конец пришел.

Но сдаваться им я не думал. Подождав, когда враги подойдут совсем близко, я вскочил и нажал на гашетку автомата и, … не переставая стрелять, рванулся в образовавшуюся брешь мимо упавших врагов вниз по лесу. Молодому восемнадцатилетнему, уже сильному и закаленному в трехлетней работе на тяжелых хлебоуборочных механизмах, набрать скорость и бежать! Бежать, несмотря на опоздавшие выстрелы по мне, одинокому солдату. Гнаться они за мной не стали, видимо, задача у них была важнее: уничтожить штаб полка. Об этом мне необходимо было сообщить в штаб дивизии.

Большой десант был уничтожен, но ценой гибели всего штаба, отбивавшегося от фашистов. Картина была удручающей, когда увидели погибших из командования полка. Врага нужно было ждать отовсюду, даже с тыла. Это — война!

6. Так, воюя рука об руку, плечом к плечу с воинами Чехословацкой армии генерала Людвика Свободы (будущим президентом ЧССР), наша 38-я армия с тяжелыми боями, теряя однополчан, наконец, дошла до границ Словакии, где меня ранило в голову осколком мины, и я попал в госпиталь в г.Ярослав-на-Сане (Польша).

7. После 3-хмесячного излечения меня, молодого солдата, вместе с другими ранеными в составе 150 человек направили в том же городе Ярослав-на-Сане на 2-хмесячные курсы санинструкторов №110 I Украинского фронта, откуда меня в звании старший сержант 28 февраля 1945 года направили в 4-ю гвардейскую танковую армию, воевавшую на Берлинском направлении.

Тяжелые бои, танковые марши, преодоление водных преград, отчаянно защищаемых израненным фашистским зверем, взятие городов Лигниц, Люкенвальде, Котбус, Ленин, где картины зверств фашистских вояк над нашими девушками, угнанными в неметчину и 26 их трупов, над которыми замполит 17-й мехбригады полковник на траурном митинге от лица воинов бригады дал клятву отомстить извергам за всех погубленных на этой войне.

Клятву мы сдержали: 2 мая 1945 г. Берлин пал и лежал, как Сталинград и многие советские города, в руинах. Только Потсдам, цитадель прусских королей, центр архитектурной, исторической культуры немецкого народа, Сталин приказал не разрушать огнем артиллерии и авиабомбами. Этот гуманный шаг нашей страны был высоко оценен и немецким народом и мировой цивилизацией.

После взятия Берлина наша 4-я танковая армия генерала Д.Лелюшенко вместе с 3-ей ТА генерала Рыбалко была направлена на помощь по призыву граждан столицы Чехословакии — Праги, восставших против фашистских оккупантов. Ликующая Прага, куда мы ворвались на танках Т-34, встретила нас цветами, слезами радости и улыбками с объятиями.

9 мая 1945 года — День Победы! В 2005 году отмечался торжественно, как никогда, восстанавливая историческую справедливость — признанием всем миром основной заслуги СССР в разгроме фашизма в той войне!

Затем были танковые марши, отмеченные и запечатленные в песне: «Прошагали пол-Европы, пол-Земли…» Побывал в странах: Польше, Германии, Словакии, Чехии, Австрии, Венгрии, — получив неоценимые уроки истории и географии и укрепив свою гордость, что состою гражданином страны-победительницы.

Домой вернулся после долгих семи с половиной лет разлуки и потерь.

8. I-го января 1951 года общим собранием комсомольской организации зерносовхоза «Ударник» на ст.Ломакино Зааминского района Самаркандской области избран секретарем КСМ организации.

По совместительству работал также заведующим совхозного профсоюзного клуба, вел разные кружки: драматический, пения. Организовывал выступления на дальних и ближних отделениях совхоза для механизаторов и животноводов.

Избирался членом Зааминского районного комитета комсомола, членом Самаркандского областного комитета комсомола и областного Совета профсоюзов, делегатом XIV съезда Узбекской ССР.

В 1953 году в феврале женился на Фании Мазитовне (1928 г.р.), с которой продолжаю жить «душа в душу» по сию пору. Она работник общепита. У нас родилось двое сыновей: Валерий (1953 г.р.) и Артур (1959 г.р.).

9. За активное участие в развитии молодежного движения в республике и культурно-патриотическое воспитание подрастающего поколения Узбекский Республиканский Совет профсоюзов 1 сентября 1954 года направил на учебу в Ленинградскую Высшую школу профдвижения ВЦСПС (ЛВШПД).

Занимаясь в Студенческом научном обществе (СНО), писал научные работы: «Назым Химкет — турецкий поэт, узник Отаманской тюрьмы», «Муса Джалиль — поэт-патриот, узник Моабитской тюрьмы в фашистской Германии» — за что на республиканском смотре РСФСР получил 3 место и денежную премию и грамоту республики.

10. 18 августа 1957 года, приехав по путевке комсомола на освоение целинных земель Голодной степи, был избран Председателем постройкома «Мирзачульводстроя» в Управлении «Главголодностепьстроя». Был избран членом Ташкентского Совета профсоюзов.

11. 1 октября 1960 г. избран освобожденным секретарем партийной организации «Мирзачульводстроя».

12. Назначен на должность инструктора орготдела Сырдарьинского райкома КП Узбекистана Ташкентской области 17 декабря 1962 года.

13. 15 января 1963 года назначен на должность заведующего идеологическим отделом Сырдарьинского сельского производственного парткома. Это нововведение Никиты Сергеевича Хрущева вызвало очередной шок, как тот, в 1955 году, когда он выступил с разоблачением культа личности И.Сталина, сопровождавшегося неоправданными репрессиями в масштабе всей страны. Все понимали, даже я — студент ЛВШПД, ибо знали, что он хочет направить стрелы обвинений в сторону, ибо чувствовал, что репрессии на Украине, не менее невинны, чем в других республиках.

Работая в Сырдарьинском производственном парткоме, меня вдруг решили назначить заведующим районным отделом культуры. Честно сказать, меня это привело в ужас. Район сельский, состоящий в основном из населения местной коренной национальности. В вину себе ставлю, что, во время своего роста и учебы с 1-го класса, к стыду своему, в основном занимался русским языком, не развивая ни своего национального языка, ни узбекского — наиболее родственного татарскому языку. Отдел культуры, я знал, что это такое, — это с детства знание языка, как своего родного, сказок, песен, обычаев предков, литературы наиболее древней и богатой. В общем, ты должен быть неотличим от местного интеллигента. У меня этого — не БЫЛО!

Я глубоко задумался и пребывал в растерянности и очень глубокой. Принять предложение секретаря ПАРТКОМА, значило для меня быть в своем деле некомпетентным. Эта КУЛЬТУРА НАРОДА была малознакома мне, ибо получил семилетнее детское общее школьное образование и то с упором, в основном, на русскую культуру без знания местной, что привело бы меня к краху жизни в этой стране — Узбекистане, который уже в период советской власти добился таких высот во всем, что мне выглядеть во всем было ОЧЕНЬ СЛОЖНО.

И я попросил дать мне отпуск, чтобы я мог поразмышлять над этой проблемой. Взяв отпуск, поехал в Россию, в Балабаново Калужской области, где жил и работал мой однокашник Алексей Васильевич Воробьев, с которым учился в Ленинграде. Он познакомил меня с начальником БАМ 2921 подполковником Николаем Ивановичем Морозом. Он побеседовал со мной и сказал: «не хочу ли принять его предложение работать секретарем парткома этой базы?» — я дал согласие, ибо был рад, что быстро нашел работу близкую мне и по духу с детства привлекательную, ибо моим кумиром был всегда комиссар В.И.Чапаева ивановский писатель Дмитрий Фурманов.

Николай Иванович Мороз повез меня в Политотдел в/ч 36888 к Николаю Ивановичу Ромашкину на беседу. Полковник Ромашкин дотошно расспрашивал меня про жизнь мою, учебу, о братьях, погибших на войне, и моем участии в этой грандиозной битве народов мира против фашизма. Я во всем его устраивал, ибо по духу своему был и есть весь в русской культуре, истории, литературе, обычаях, сплетнях, не так, как в Узбекистане, и чувствовал себя защищенным со всех сторон бытия моего, морали, духа и культуры. Что самое главное в моем существе? Только здесь в чисто русской среде, в армейских условиях жизни, как понял я, мое место!

14. 42 года назад 6 октября 1963 года после звонка секретарю Сырдарьинского производственного парткома Умарову, давшему мне добро на работу в Министерстве Обороны СССР в должности секретаря партбюро автобазы, меня без всяких проволочек, на удивление, избрали секретарем партбюро, выразив полное доверие. Неожиданно! У меня даже не было никаких документов, кроме паспорта и удостоверения участника Великой Отечественной войны. Знаком я был на автобазе, где пришлось проработать с 1963 по1974 г., только с Н.И.Морозом, тоже фронтовиком, членом экипажа в подразделении знаменитых «Катюш» под командой капитана В.Флерова. С ним у меня завязалась настоящая, как фронтовая, дружба. Вслед за ним начальником автобазы стал подполковник Юлиан Сергеевич Волков (нет, он после подполковника Николая Кузьмича был назначен).

Меня подводила моя принципиальность, если касалось наказания в партийном порядке. Я всегда пытался избрать самое малое, по возможности, наказание, в отличие от политотделовских партчиновников, проявлявших ВЫСОКУЮ ПРИНЦИПИАЛЬНОСТЬ (в их понятии), пытаясь жестче наказать человека.

Еще в армии, когда я после войны в 1946 году вступил в партию, то удивлялся, как замкомандира полка по медицинской части подполковник Акимов при разборе персонального дела всегда выступал против исключения из партии — самого серьезного наказания, закрывавшего человеку, сделавшему ошибку, дальнейший рост по служебной лестнице, иногда сводившей человека со слабым характером до трагедии. Я тоже взял это за принцип.

Когда начальник Н.К.Свириденко стал придираться к начальнику отдела эксплуатации и довел дело через политотдел до исключения его, то я был не против самого исключения из партии, а самого метода маккиавелистского, т.е. очень тонкого и жестокого метода преследования. Исключить человека я не дал, предложив объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку. Но парткомиссия политотдела, что в Москве, отменила наше решение и исключила товарища из партии.

Товарищ подал апелляцию в парткомиссию при Политотделе Главвоенстроя в Москве. И там я должен был выступать в защиту товарища против решения Политотдела нашего Управления. В парткомиссии из семи членов, кажется, три были в звании генералов, хотя и в отставке. Они отменили решение об исключении и оставили в силе наше решение. Если можно было бы видеть сейчас, как ярился наш председатель парткомиссии подполковник Сергеев — это была картина, да еще какая! Меня товарищи генералы — седые ветераны — поддержали морально и словом, и принятием решения, сказав при прощании: «Молодец, сынок, действуй в жизни также, как сейчас, чем бы тебе это не грозило!» Это были самые нужные мне слова в ответ на обвинения меня подполковником Сергеевым в «беспринципности». Меня, правда, в отместку политотдел в лице начальника ПО полковника Анатолия Григорьевича Храмцова потихонечку, хваля в лицо, снял с должности секретаря парткома и заставил перевести на должность начальника отдела эксплуатации и заместителем начальника автобазы 2921. Но не стало и тех начальников, инициировавших партэкзекуцию над коммунистом. Но я был удовлетворен тем, что сохранил уважение к самому себе, помня верные слова И.В.Сталина: «Гитлеры приходят и уходят, а народ остается!» Лев Толстой вслед за туркменским народным поэтом Махтумкули сказал: «Если ты сам себя не уважаешь, то кто тебя уважать будет?» (Вот также и с главой администрации В.Ф.Алексеевым. Он думал, если его слову стараются угодить, даже, если он на черное скажет, что оно белое, и чиновники его поддержат верноподданнически, то это и будет истиной, то он глубоко ошибается, даже если у него много денег. Мы то, ветераны краеведения района, остаемся при своих доводах, потому что истина — в правде!)

За Свириденко начальником автобазы назначили Волкова, а за ним подполковника А.А.Козлова.

15. В апреле 1974 года меня мой друг Геральд Александрович Мольков — директор хлопчато-бумажной фабрики Ермолино — пригласил работать своим замом. Я рассчитался в автобазе и пришел на фабрику 6 апреля 1974 г., как раз в тот самый день, когда он сдавал свои служебные директорские обязанности своему новому преемнику Губерману Михаилу Семеновичу, 40-42-летнему красивому и интеллигентному человеку.

Геральд Александрович сказал Губерману, что он пригласил меня работать, и вот я уже здесь. На что Михаил Семенович сказал, что ничего из его решений отменять не будет и подписал приказ о приеме меня на работу заместителем Генерального директора Ермолинского хлопчато-бумажного объединения, т.е. своим заместителем по быту и кадрам, со сроком испытания.

Почти в первый же день Губерман предложил мне силами ЖКО пос.Ермолино взяться за строительство хозспособом трехэтажного жилого дома типа семейного общежития. Я знал, как ему был важен этот дом: жилья очень не хватало, а планов по техническому перевооружению фабрики — громадьё!

Станки во всех основных производствах даже не морально, а технически устарели и требовали немедленной замены на новые современные, чтобы резко поднять производительность труда. А для этого потребуется привлечение новых рабочих рук за счет обучения молодых текстильщиков в своем фабричном ПТУ и перевода из д.Грачевка старых кадров, оставшихся без работы из-за закрытия нерентабельной фабричонки образца XIX века.

Теперь возведение этого жилого корпуса, как ВАЖНОГО ОБЪЕКТА, обсуждалось на каждой планерке, и мне приходилось докладывать о ходе его строительства. На планерках директор всегда задавал вопрос: «А как идет строительство «ДОМА УЗЯКОВА»? (прочно и навеки прилепившееся за домом. И теперь оно — НАЗВАНИЕ — и через 30 с лишним лет звучит по-прежнему, как «ДОМ УЗЯКОВА»!

16. И наконец, последнее место работы в жизненной карьере. В г.Балабаново Министерство тяжелого строительства приняло решение открыть мощную базу для действующего Главного управления зарубежного строительства («Главзарубежстрой»). Оно звучало очень обнадеживающе и было привлекательно особенно для молодежи, как открывающее перспективу работы в длительной командировке за рубежом страны и …, что не менее важно, получение квартиры уже за счет «Главзарубежстроя».

До этого «золотым» поставщиком жилья и роста города был «Главвоенстрой» — центр ведения строительства вокруг Москвы, создававший, так называемый, «ЯДЕРНЫЙ ЗОНТ» над столицей Родины — Москвой!

Райком партии предложил мне перейти работать туда в Балабаново на должность заместителя Балабановского территориального управления (БТУ) «Главзарубежстроя». Я с радостью принял это предложение, ибо я проживал в квартире, находящейся в Балабанове, и с апреля я стал работать в БТУ «Главзарубежстроя» заместителем начальника БТУ и по избранию коммунистов — не освобожденным секретарем парторганизации.

Это был такой же интересный период моей работы, который можно было назвать даже … романтическим, так как я сам был, наверное, по сути своей романтиком. В первую очередь было необходимо вывезти основной запас материалов и оргтехнического оборудования, находившегося на складах, расположенных на важном историческом объекте культуры страны, взятом под охрану государства Величественном Храме Господнем, подлежащем ремонту и реставрации, которого потребовало Управление культуры г.Серпухова и Московской области.

Перевозку по приказу начальника БТУ Леонида Сергеевича Елизарова осуществлял его заместитель. И я почти безвыездно жил вместе с откомандированными грузчиками в Серпухове, пока за короткий срок не вывезли все материалы.

Надо ли говорить, что для строительства объектов и их оснащения в африканских странах, на Кубе, Монголии уже работали и наши балабановские жители, командированные в те страны. Материалы поставляли со всего Советского Союза в Балабаново, а отсюда по разнарядкам, упакованными через порты Азовска, Одессы, Краснодара, Ленинграда отправлялись по пунктам назначения. Грузы нередко отправлялись по воздуху через аэропорты Москвы и Ленинграда, если груз был срочным и особенно дорогим.

Заказы на материалы, где только не определялись, и для этого приходилось ездить за каким-нибудь штуцером для красильного аппарата даже в Вильнюс, Ригу и Ленинград, а за заключением договора на поставку цемента — в Краснодар.

Но напряженная работа не осталась без драматических событий. В самый разгар ПРЕСЛОВУТОЙ ГОРБАЧЕВСКОЙ ПЕРЕСТРОЙКИ, названной в народе «КАТАСТРОЙКОЙ», меня хватил удар — ИНСУЛЬТ… и я, как говорится, «вышел из игры» — работы крайне интересной и бывшей по душе, на которую всегда ходил по утрам с песней «на губах»! Это произошло в августе 18 числа 1988 года.

ЗАВЕРШИЛАСЬ МОЯ БОЛЬШАЯ ТРУДОВАЯ И ИНТЕРЕСНАЯ СЛУЖЕБНАЯ КАРЬЕРА!

Но я не был бы последователем комсомольцев 20-х годов, если бы пал духом. Нашел себя в общественной работе, которую, если говорить с юмором, кажется, я буду вести и в загробной жизни!

Меня, еще, когда был здоровым, в 1982 году избрали по рекомендации РК КПСС председателем районного Совета ветеранов комсомола и членом Калужского областного совета комсомола, а в 1987 году после переименования Совета комсомола в … Советы ветеранов войны и труда по рекомендации первого секретаря Боровского РК КПСС Николая Михайловича Шмытко меня избрали председателем Боровского районного Совета ветеранов войны и труда. После инсульта, естественно, я не мог часто ездить в район и руководить районным Советом, и я передал бразды правления чудесному товарищу Алексею Лаврентьевичу Антонову.

Но полностью отказаться от любимой с пионерских лет общественной работы позволить себе я не мог: работал и продолжаю работать в Балабановском городском совете заместителем председателя и с давних пор занимаюсь краеведением, доставляющим мне огромное удовлетворение своей жизнью, не замечая ущербности в здоровье.

Пишу статьи в газеты и журналы, книги по краеведению, участвую на ежегодных краеведческих конференциях, помогаю открывать школьные музеи. Но основное занятие и призвание — это воспитание молодого поколения в ПАТРИОТИЧЕСКОМ ДУХЕ И ЛЮБВИ К РОДИНЕ!!!

Орден «Отечественной войны» I-й степени.

Медали: «За заслуги в честь 100-летия В.И.Ленина», «За отвагу» — за храбрость при взятии Берлина в мае 1945 года, «За боевые заслуги» — при освобождении Праги в мае 1945 года, «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», медаль Чехословацкой СР «За Карпатско-Дукельскую операцию 1944 г.», «ХХ лет Словацкого восстания против фашистских оккупантов», «Ветеран труда».

Медали: «20 лет -, 30 лет -, 40 лет -, 50 лет -, 60 лет Победы над фашистской Германией», «40 лет -, 50 лет -, 60 лет -, 70 лет Вооруженным силам СССР».

Всего более 20 наград.

Голодностепское управление наградило Р.А.Узякова знаком ЦК ВЛКСМ «За освоение Голодной степи» (удостоверение №369, 9 декабря 1959 г.), «Почетная грамота ЦК ВЛКСМ за работу по воспитанию молодежи», «Почетная грамота Калужского ОК ВЛКСМ», «Почетная грамота Министерства Высшего Образования РСФСР за студенческую работу «Муса Джалиль, поэт-Герой, патриот», «Благодарственное письмо губернатора В.В.Сударенкова за содействие в открытии музея» (Балабановского городского), «Благодарственное письмо губернатора А.Д.Артамонова за активное участие в газете как внештатный корреспондент», «Благодарственная патриаршия грамота в честь 60-летия Победы народа над фашистской Германией 1941-1945 годов» (9 мая 2005 г.) и много других за активную гражданскую позицию и воспитание молодежи.

14 июля 1988 г. протокол №416/8 Калужский областной совет народных депутатов дал пожизненную персональную пенсию (в наши дни отменена).

Письмо автора Президенту ЧССР Людвику Свободе о своей жизни и о совместной борьбе против гитлеровских войск в Карпатско-Дукельской операции 1944 г. и отзыв Президента:

«Уважаемый тов.Узяков!

Товарищ Президент Республики, получив Ваше письмо, передал его мне для использования его в печати, ибо ему очень понравилась искренность Ваших воспоминаний.

Я перевел их на чешский язык и теперь высылаю Вам два экземпляра журнала «Чехословацкий солдат», где ваши воспоминания опубликованы.

С товарищеским приветом,

подполковник, доктор Рихтер,

сотрудник Военнолитературного института.

Прага, 3, у памятника, 2.

Все мы теперь друзья-однополчане/ «Малоярославецкий край», 1988, 9 июня (о письме автора конструктору автомата «Калашникова» М.Калашникову и его ответе.

«Никогда не померкнет в памяти». Памяти Аугуста Аузина/ «Маяк» (Малоярославец), 1984, 20 октября.

Смена — смене/ «За коммунизм», 1984, с 22 мая (о пионерии).

Открой мне поэта/ «БИ», №32 (о рисунке Л.Киселевой «Марина Цветаева»).

Генерал от артиллерии/ «БИ», 1997, 9 января (о генерале Николае Смолине).

История Боровской районной комсомольской организации/ «За коммунизм», 1988, с №127.

Мы обманулись в Вас, Борис Николаевич/ «БИ», 1991, 28 ноября.

Боровск в военной шинели/ «БИ», 1995, 5 января.

По следам Паши Ангелиной/ «БИ».

Всего более 350 в разные годы и разных изданиях.

Ракиб Узяков (Подпись)

Декабрь 2005 г.

- Юбилейная медаль «120 лет И.В.Сталину (1879-1999 гг.)».

- Действительный член Географического общества РФ (удостоверение №357, избран 16.07.1996 г. Калужским областным отделением Русского географического общества Российской Федерации, президент — академик А.Ф.Трешников).

- 28 сентября 1984 г. награжден памятным знаком ЦК ВЛКСМ «60 лет с именем В.И.Ленина».

- Депутат Ломакинского поселкового Совета Самаркандской области УзССР XIII созыва (депутатский билет №17, 1952 г., председатель Идиева).

- Депутат Велико-Алексеевского поселкового Совета Ташкентской области УзССР VIII созыва (депутатский билет №7, председатель Г.Бондаренко).

- Депутат Сырдарьинского Совета депутатов трудящихся Сырдарьинской области УзССР по Велико-Алексеевскому избирательному округу, 1962 г.

- Депутат Балабановского поселкового Совета Боровского района калужской области по избирательному округу №48 (избран 14 марта 1965 г.).

- Депутат Ермолинского Совета депутатов трудящихся Боровского района Калужской области по избирательному округу №61 (избран 19 июня 1977 г.).

- На основании положения о персональных пенсионерах, утвержденных постановлением Совета Министров СССР от 19 декабря 1977 г. №1128, Исполнительный комитет Боровского районного Совета народных депутатов в 1988 г. выдал Узякову Ракибу Абубакировичу удостоверение №416/8 в том, что он является ПЕРСОНАЛЬНЫМ ПЕНСИОНЕРОМ местного значения.

- Награжден Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ, 1982 г.

- Имеет Почетные грамоты и Благодарственные письма от Калужского областного краеведческого музея и Боровского районного краеведческого музея (филиала Калужского областного краеведческого музея).

- Является председателем Балабановского городского краеведческого музея.

- Почетный ветеран 4-й гвардейской Краснознаменной танковой армии.

(Подпись) Узяков Р.А., инвалид Великой Отечественной войны,

зам. Председателя Балабановского Совета ветеранов войны и труда,

член Совета Боровского районного Совета ветеранов войны и пр. и пр.

31 декабря 2005 г.

Боровский районный совет ветеранов с прискорбием извещает о смерти участника Великой Отечественной войны, ветерана труда, одного из организаторов ветеранского движения в нашем районе, краеведа Ракиба Абубакировича Узякова.

Он прожил долгую жизнь, 4 февраля Ракибу Абубакировичу исполнилось бы 85 лет. 18-летним юношей он стал участником великой битвы с фашизмом. Сражался в Словакии, Польше, Германии, освобождал Прагу, где и встретил долгожданную Победу. Был ранен, но вернулся в строй, с гордостью носил боевые награды - орден Отечественной войны первой степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги».

Не менее достойно вел себя Ракиб Абубакирович Узяков и в мирной жизни. Приехав в 1963 году в Боровский район, он трудился в военно-строительных организациях, был заместителем директора Ермолинского хлопчатобумажного комбината, возглавлял парторганизацию «Главзарубежстроя». Уйдя на заслуженный отдых, не прекратил активную общественную деятельность. Ракиб Абубакирович был одним из создателей районной ветеранской и инвалидной организаций в Балабанове, много лет являлся членом районного совета ветеранов.

Читателям районной и балабановской городской газет знакома фамилия Ракиба Узякова по многочисленным публикациям в периодических изданиях. Он постоянно сообщал о событиях, происходящих в родном Балабанове, о балабановцах - героях войны и труда. Ракиба Абубакировича можно назвать летописцем Балабанова. Хорошо изучив историю города, его трудовые коллективы, людей, прославивших Балабаново, он стал автором первой краеведческой книги о городе – «Балабаново. Прошлое и настоящее». Ни одно из последующих краеведческих изданий не смогут не использовать сведения, собранные Ракибом Абубакировичем. Ведь именно он установил дату первого упоминания Балабанова в письменных источниках, собрал сведения о других памятных датах в истории города.

Краеведение было страстью Р.А. Узякова. Он изучал историю не только родного города. В районной газете появлялись его очерки по истории районной комсомольской организации, женской тракторной бригады.

С особым удовольствием Ракиб Абубакирович писал о событиях в культурной жизни. Он постоянно приходил на концерты в Балабановскую школу искусств, на мероприятия в городскую библиотеку. На дружеских встречах охотно пел родные татарские песни, романсы русских композиторов.

Смерть помешала Ракибу Узякову издать вторую книгу, посвященную памяти отца Андрея Куликова, священнослужителя и строителя балабановского храма Иоанна Кронштадтского. Остается надеяться, что этот труд балабановского краеведа увидит свет, чтобы имена подвижников сохранились для потомков, в том числе и имя Ракиба Узякова.

Опубликовано: Р.А. Узяков. Некролог // Боровские известия. 2011. №6. (19.01.2011)